Бумажный грааль. Все колокола земли

Бентли тихонько осмотрелся, вглядываясь в густые тени от зарослей винограда, кустов и разрушенных построек позади дома – курятника и сарая. Стояла мертвая тишина. Лишь где-то рядом капала вода, а по темному ковру из листьев сновала мелкая живность.

Ветер взъерошил пальмы на авеню, где-то на западе тоскливо прогудел поезд. Обугленный дом и одичавший сад рождали особую атмосферу – гнетущую и сумрачную, – завесой отделявшую участок от нарядных кварталов по соседству. Преподобного Бентли посетила зловещая уверенность, что на этом самом месте творились жуткие вещи. Темнота пустынного, почти безлиственного сада вызывала у него необъяснимую брезгливость.

Он с трудом подавил желание развернуться и уйти. Это пустяки, успокаивал он себя. Всему виной игра теней, буйная растительность и отвратный запах горелой и отсыревшей древесины. На секунду он зажмурился, собрал волю в кулак, а затем вновь открыл глаза. Он дал себе слово, что доведет дело до конца. Выбора не оставалось.

Входная дверь почерневшей плитой лежала на ступеньках крыльца, а ее искореженные петли все еще болтались на косяке. В проломах окон трепетали обугленные шторы, позади которых темнели очертания мебели. Карниз над дверью оторвался и теперь свисал поперек проема, преграждая путь.

Бентли обошел здание. Большой участок крыши вокруг печной трубы провалился. Задняя дверь стояла распахнутой, на белой краске темнела сажа. Пастор включил фонарик и направил луч внутрь дома, осветив старомодный холодильник, зеленый глянцевый камин и плиту на ножках.

Бентли заставил себя войти. Прикрыв рот и нос воротом пальто, он осторожно поднялся на деревянную террасу. Кухня пропахла гарью. Пол устилали хлопья почерневшей штукатурки, под потолком тянулись обожженные балки, а между ними болтались провода с прогоревшей изоляцией. Здесь ощущалось нечто адское – смрад, напряженная тишина… Пять минут, решил Бентли. А затем – домой.

Он переместился в бывшую гостиную, осветив фонариком диван и стулья. Книжный шкаф рухнул: на полу валялись обгоревшие, распухшие от влаги тома. Некоторые пастор перевернул носком ботинка, пытаясь прочесть названия, однако не разобрал ни слова. Среди книг лежали и упавшие картины в изъеденных огнем рамах с разбитыми стеклами. Бентли направил фонарик на ближайшую – портрет мужчины и женщины в спальне, где практически не было мебели. Что-то в этой сцене настораживало, выбивало из равновесия.

Женщина сидела на деревянном стуле, а мужчина запустил руку в ее темные волосы, как будто пытаясь сорвать с них белую резинку. Ее взгляд выражал то ли стыд, то ли покорность судьбе, а в его глазах плясал безумный огонь, означавший, как догадался Бентли, похоть. Постель позади пары была смята, а на стене над кроватью висела картина – миниатюрная копия большой. И даже на крошечном портрете внутри портрета взгляд мужчины узнавался без труда. Художник проделал кропотливую работу, выписывая это лицо.

Бентли очень спокойно прислонил зонт к стене и, нагнувшись, подобрал с пола кусок оконного стекла. Используя осколок в качестве скребка, он уничтожил обе копии мужского лица. Процарапав краску, а затем и холст, он скоблил все неистовее, пока не осознал, что уже проделал выемку в половице.

Пастор выпрямился. Содрогнувшись от внезапного холодка, он выпустил стекляшку из пальцев. Мелькнула мысль: раз уж дом не сгорел дотла, не поджечь ли его еще раз?

В задней части здания располагались две спальни. Одну так сильно завалило обломками крыши, что Бентли не смог открыть дверь. Вторая, которую не засыпало, оказалась практически пустой – даже без ковра на полу. Пастор направился было туда, однако на пороге ощутил настолько лютый страх, что отпрянул и ударился спиной о стену.

Он осторожно поводил по зловещей комнате лучом фонарика – и отчего же он так испугался? Рисунок сажи на стенах змеился к потолку, подобно языкам пламени; в деревянном полу чернела дыра, словно пожарные зачем-то пробивались в подвал. Только теперь Бентли заметил, что в дальнюю стену почти под потолком ввинчены два крюка – массивных, толщиной с его мизинец. Еще два обнаружились на потолке; с одного свисал почерневший обрывок веревки. Пастор немного постоял, глядя на крюки и теряясь в догадках: зачем они здесь, каким целям служили?..

После этого он быстро осмотрел ванную комнату с грудами битой плитки и расколотым унитазом. Ванну на гнутых ножках засыпало стеклом и черепицей, деревянный шкафчик для лекарств валялся на полу. Никакой огонь не привел бы к такому разгрому. Возможно, это пожарные… А что пожарные? Сорвали со стены шкафчик и разбили унитаз, чтобы потушить пламя?

И все же Бентли не нашел ничего конкретного – ни единой улики, которая прояснила бы ситуацию. Смирившись с этим, пастор вышел через кухню обратно в ночь, на свежий воздух. Там уже снова накрапывало, и Бентли, раскрыв зонтик, направился к сараю и курятнику. По дороге он сплюнул в бурьян, чтобы избавиться от привкуса гари во рту.