Бумажный грааль. Все колокола земли

Ужин этим вечером вышел какой-то нечестный, хотя Уолт, разумеется, не мог об этом сказать – не мог признаться, что завидует детям. Черт возьми, Норе и Эдди перепали сырные сэндвичи, обжаренные в маргарине, а вот остальным – казалось бы, взрослым и самостоятельным людям, имеющим право есть то, что им нравится, – достался приготовленный тетей Джинкс «матросский рулет» из тунца, брокколи и яичных белков, доведенный за счет отрубей до консистенции паштета. Уолт трижды посолил содержимое тарелки и протянул солонку Генри, который без лишних слов ее принял. Всем положили еще и вареной свеклы, что, возможно, было жестоко по отношению к детям, но Джинкс ведь не знала об их приезде и свеклу начала готовить заранее.

Нора, своей короткой стрижкой напоминавшая бродяжку из немого кино, по-хомячьи грызла уголок сэндвича. Похоже, веснушки на щеках она нарисовала себе сама. Уолт подмигнул девчушке, а она загородилась сэндвичем и замерла.

Эдди называл эти сэндвичи «сырвичи». Судя по всему, другой еды он не признавал, разве что пиццу, причем сэндвичи надлежало готовить исключительно на белом хлебе и с одним кусочком чеддера – расплавленным, но не подгоревшим. А вот Нора, по всей видимости, вообще ничего не ела. Несмотря на хомячью работу челюстями, ее сэндвич едва ли уменьшался в размерах. Вероятно, никто из детей никогда не пробовал нормальной еды, поскольку Дарла не умела готовить. Единственный раз, когда Уолт и Айви обедали у нее дома, Дарла запихнула сырого цыпленка, щедро политого кетчупом, в микроволновку, где тот приобрел нездоровый цвет и отвратительный вкус. Всеобщее неловкое молчание прервал Джек, назвав жену «безрукой идиоткой» – абсолютно ровным, без улыбки, голосом. Дарла разрыдалась и убежала в другую комнату.

Наблюдая за Норой и Эдди, Уолт спрашивал себя, сколько еще подобных сцен, а то и похлеще, довелось им увидеть за свою короткую жизнь. Черт бы побрал Джека! Жаль, этому гаду давно не прилетало по морде. Вся семья Дарлы словно жила в Вавилоне или другом богопротивном месте без малейшей надежды на чудо. Даже дети были обречены. Мир их не щадил. Внезапно Уолта переполнили сочувствие и нежность ко всем сидящим за столом: к Генри и Джинкс, скитавшимся по стране в доме на колесах, спавшим под ртутными фонарями на пустынных парковках и заливавших кипятком лапшу; к Норе и Эдди, брошенным на произвол судьбы в мире, которому нет дела до детей…

На личике Норы застыла такая лучезарная улыбка, что щелочки глаз едва не скрылись за щеками. Девочка с любопытством изучала Уолта, как будто давно не видела никого смешнее. Уолт вытер рот салфеткой, заподозрив, что к подбородку что-то прилипло. По-прежнему глядя на него, Нора аккуратно положила сэндвич на тарелку, одним глотком допила молоко и вытянула руку с пустым стаканом. Уолт долил ей молока из пакета, а Нора, наморщив носик, изобразила кролика. Она провела в доме почти три часа, но еще не промолвила ни словечка. Уолт подмигнул ей, повернул голову в профиль и притворился, что глотает нож для масла. Девочка прижала ладошку ко рту, точно боясь громко рассмеяться, и вдруг Эдди молча накрыл рукой и придавил к тарелке ее сэндвич, отчего тот стал похож на гербарий, вынутый из книги.

– Эй! – прикрикнул на мальчика Уолт. – Прекращай! Это сэндвич Норы. По своему хоть молотком стучи. – Сказал, и тут же почувствовал себя глупо.

Эдди пожал плечами – мол, что я такого сделал?

– Сырвич должен быть плоский, – разъяснил мальчик, допив молоко. А затем, чтобы показать наглядно, расплющил свой сэндвич донышком стакана. – Вот. – Он поднял тарелку, продемонстрировав результат остальным. – Мама давит их сковородкой.

– Знакомый метод, – подхватил дядя Генри. – Это как пресс для бекона. Принцип тот же. – После этого он так трубно высморкался в салфетку, что она порвалась.

Нора захихикала сквозь пальцы. Эдди, напротив, сохранял серьезность. Услышав про пресс для бекона, он счел себя оправданным, хотя знал об этой штуке не больше, чем о ядерном реакторе.

– Эдвард, – кивнула ему Джинкс, – рада видеть, что ты съел всю свеклу.

И правда, на его тарелке осталась лишь лужица красного сока.

Эдди приосанился.

– Один раз я ел репу, – поделился он. – На вкус как кислая грязь.

Услышав слово «грязь», Нора опять хихикнула и состроила Уолту кроличью мордочку.

– Сегодня утром я едва не сел на автобус, – сказал Уолт. – А потом все же решил сесть на стул.

Он со значением подмигнул Норе, а та закрыла глаза ладошками и медленно, очень медленно сползла со стула, пока не исчезла под столом. Уолт услышал, как она там смеется – судя по всему, почти не раскрывая рта. Айви смерила мужа взглядом, видимо, означавшим: «Зачем ты докучаешь ребенку»? Эдди и бровью не повел, держась чрезвычайно серьезно, как взрослый.

Уолт приподнял край скатерти и, сделав удивленное лицо, заглянул под стол. Нора притаилась на полу, по-прежнему улыбаясь глазами, но уже успев сунуть в рот большой палец. Уолт кивком указал ей на пустой стул и вдруг испугался, не перерастут ли эти прятки в истерику.

– Сейчас я ее достану, – заявил Эдди и начал отодвигать свой стул.