– Не надо, – остановил его Уолт. – Погоди, она сама.
Уолт округлил глаза, девочка мотнула головой. Тогда он протянул руку, и, к его удивлению, Нора вытащила палец изо рта, а потом ухватилась за его ладонь. Когда малышка вылезла из-под стола и забралась на стул, Уолт тихонько взял салфетку и, отвернувшись, вытер с пальцев слюни.
– Все, я наелся, – нарушил тишину дядя Генри, поднимаясь с места.
Джинкс строго на него поглядела и кивнула на стул.
– В чем дело?
– Вначале надо спросить, можно ли выйти из-за стола, – объяснила Джинкс. – Покажем детям хороший пример.
– Ах да. Конечно. – Генри сел обратно, а затем, будто позабыв, что уже сыт, подцепил кубик вареной свеклы и вновь уткнулся в тарелку, не предприняв ни малейшей попытки отпроситься.
Тетя Джинкс замерла со слегка озадаченным видом.
– А что? Это очень важно, – заметила она, обращаясь преимущественно к Айви. – Представь, кто из них вырастет? Если не заняться воспитанием.
Генри проигнорировал эти слова. С преувеличенным старанием он наколол на вилку сперва кусочек свеклы, а затем – рулета, посолил все вместе и отправил в рот.
– Вместо пресса для бекона сгодится старый утюг, – пробормотал он. – Суть та же.
За столом повисло заметное напряжение – тень недопонимания, искоренившая саму возможность вести беседу. Уолт подумал, что в плане абсурдности и загадочной атмосферы ужин на шесть человек сродни восточным чайным церемониям.
– Могу я выйти из-за стола? – спросил Эдди, глядя на Уолта.
– Конечно, – энергично кивая, ответила Джинкс. – Только, пожалуйста, прибери за собой. Отнеси тарелку в раковину. Будь умницей!
Эдди встал со стула, держа тарелку в одной руке и скомканную салфетку – в другой. Уолт ошеломленно уставился на мальчика: на его зеленых штанишках темнело большое красное пятно.
Комната погрузилась в молчание, и вдруг Нора, выпучив глаза и уже без тени улыбки, указала на брата пальцем:
– Эдди взорвался!
Уолт отложил тряпку и чистящее средство, наконец закончив оттирать пол в столовой. Свекольный сок въелся в ковролин не хуже, чем в штаны Эдди. Впрочем, ситуация вышла скорее забавная. Айви едва не бросилась звонить в скорую. Когда комок из свекольных кубиков упал на пол, женщины не сразу сообразили, в чем дело: Эдди из вежливости складывал кусочки свеклы в салфетку, которую держал на коленях и планировал незаметно выбросить в ведро.
Уолт хорошо помнил эту уловку из детства, гораздо более эффективную, чем обычное размазывание по тарелке, чтобы выглядело так, будто ты уже много съел. Мальчишкой Уолт мастерски избавлялся от еды, совсем как Эдди, только зашвыривал салфетки с уликами на крышу дома. Одним воскресным утром отец Уолта обо всем узнал, когда они вместе работали в саду, – поднявшись на крышу, нашел салфетки в водосточном желобе. Мать, сажавшая внизу лук, пришла в недоумение. Отец взглянул на Уолта с приставной лестницы, едва заметно подмигнул и сказал: «Должно быть, это последствия метеоритного дождя». Фраза эта стала для них своеобразным секретным кодом, особенно когда на стол подавали нечто непонятное. Уолт улыбнулся, вспомнив, как часто они с отцом шутили.
Затем он подумал о бедняге Эдди, которого инцидент со свеклой выбил из колеи. Он решил, что не стоит сразу успокаивать мальчика, чтобы не сыпать соль на рану, а вот через пару часов, перед сном, можно и подбодрить. А пока Уолт взялся за остатки ужина Норы. Даже у остывшего сэндвича был приятный, как следует просоленный вкус.
Уолт понимал, что Айви, Джинкс и дети вот-вот вернутся с прогулки; несмотря на куртки и зонты, в такую погоду на улице долго не продержишься. Генри удалился в дом на колесах, где, вероятно, уже догрызал ванильные вафли и выдумывал новых понтификов.
Уолт сел за стол, чтобы доесть сэндвич. Увидев на блюде печальные останки «матросского рулета», он лениво поразмышлял, можно ли как-то с их помощью насолить Аргайлу. В голову ничего не пришло. Уолт потыкал в рулет вилкой. Каким-то образом тот восстанавливал форму, точно его сварганили из чего-то среднего между гипсом и резиной – возможно, такой эффект давали овсяные отруби, богатые глютеном. Он сдавил рулет пальцами и вылепил голову с торчащими ушами и крючковатым носом, удивленно обнаружив, что материал держит форму не хуже глины. Уолт добавил голове длинную шею, выдающийся подбородок и глубоко посаженные глазки под мощными надбровными дугами, затем собрал остатки брокколи и воткнул несколько соцветий над ушами, оставив макушку лысой. Получился бюст какого-то немецкого аристократа, почтенного и горделивого, правда, страдавшего от отравления хлорофиллом.
Быстренько вымыв посуду, Уолт запихнул скатерть в корзину с грязным бельем, а после водрузил голову на стол, как центральный элемент декора.