Недолго думая, Бентли выскочил из сарая, захватив с собой банки и зонт. Обернувшись, он увидел, что незнакомцы задержались возле дома. Их фонарики были направлены в его сторону, освещая дорожку. Пастор метнулся к хлебнице, схватил ее и, притаившись за поваленным туалетом, вернул две банки к остальным. Круги света вновь пришли в движение и теперь скользили по тропе, приближаясь к сараю.
Бентли попятился, а точнее – пополз на четвереньках по грязи, таща с собой хлебницу и зонт, пока не уперся ступней во что-то твердое. Спрятавшись за ореховым деревом, он выглянул из-за ствола. Двое мужчин остановились, чтобы осмотреть сарай. Сейчас они увидят и упавшие совки, и дождевую воду на полке, и следы на земляном полу…
Разумеется, они сразу отправились на поиски незваного гостя, пригнувшись и освещая себе дорогу. Оба – в низко надвинутых на глаза шляпах. Один – полный, громадный, но лица во тьме не разглядеть.
– Что за чертовщина? – удивился тот, что поменьше.
Он обвел лучом рухнувший туалет, затем осветил дыру в земле. Бентли оглянулся. Над головой темнели силуэты эвкалиптов. Сетчатая ограда, едва различимая за пышными кустами олеандра, преграждала путь к отступлению. Теперь только ждать, подумал пастор и, затаив дыхание, сжал ручку хлебницы. Он приготовился дать деру, если понадобится. Здоровье вполне позволяло ему убежать – по крайней мере, от толстяка.
– Пусто, – заглянув в дыру, констатировал мелкий. – Совсем как у тебя в голове.
– Ясное дело – пусто, – устало сказал его напарник. – Этим туалетом сто лет не пользовались. И вчера ночью он еще стоял. Значит, сюда-то нам и нужно было, только нас опередили.
– Знаешь что? Болваны мы. Рыскаем тут, а что конкретно ищем – никто на хрен не знает. Давай притащим мешок грецких орехов – и порядок!
– Скажешь тоже, – проворчал здоровяк и медленно повел фонариком вдоль деревьев. – Думаю, он еще здесь. Проныра этот. Смотри!
Оба присели на корточки, что-то разглядывая, – возможно, следы от ботинок или углубление в грязи, оставленное хлебницей. Бентли едва не сорвался с места. Как далеко они готовы зайти, чтобы его остановить? Он вспомнил несчастного Симмса, ныне покойного, – вот и ответ.
Мысль о звонаре придала ему сил и всколыхнула что-то внутри. Дикий задор смешался с праведным гневом. Вот оно! Его призвание! Час пришел! Во время воскресных проповедей он бессчетное число раз предупреждал паству о Драконе; настал чертовски подходящий момент сразиться с гадиной!
Взмахнув зонтом, Бентли вышел из-за дерева.
– Вы правы! – объявил он звенящим голосом. – Я здесь!
Он был будто пьяный. Или сумасшедший. Напоминая зулуса с копьем, он покрутил в воздухе сложенным зонтиком и забрызгал себя водой.
Незнакомцы молча воззрились на Бентли, явно озадаченные таким поведением. Мелкий направил фонарик ему в лицо, потом осветил хлебницу у него под мышкой. Напарники о чем-то пошептались, и толстяк двинулся в обход туалета, явно задумав отрезать пастору путь к бегству. Мелкий тем временем шагнул вперед и протянул руку ладонью вверх.
– Давай эту штуку сюда, папаша!
– Размечтался! – рявкнул Бентли.
А затем, не раздумывая, поднял закрытый зонтик и, держа его прямо перед собой, как пику, атаковал противника. Здоровяк развернулся и потопал на выручку товарищу, в то время как мелкий изумленно выставил вперед обе руки, пытаясь оттолкнуть зонт. Не вышло. Тупой наконечник ударил его в грудь, полый стержень согнулся, а купол вдруг раскрылся, подобно крыльям летучей мыши, заставив мужчину отпрянуть и шлепнуться в грязь.
Тогда на Бентли бросился толстяк, схватив за руку, однако пастор огрел его сломанным зонтом и начал вырываться, выкрикивая в лицо обидчику библейские цитаты – случайные фразы из книги Иезекииля. Здоровяк выпустил его руку и отшатнулся. Споткнувшись об упавшую вентиляционную трубу, он грузно приземлился на дверь садового туалета, которая тут же проломилась, из-за чего толстяк стал похож на пьяницу, распластавшегося поперек лодки.
Повернувшись к мелкому, Бентли вновь ткнул его зонтом и двинулся вокруг него вприпрыжку, громко топая, словно противник был букашкой, которую нужно раздавить. Мужчина откатился в заросли голого винограда, поднял руки над головой и завопил:
– Хорош! Прекращай!
И вдруг хлебница под мышкой у Бентли начала распахиваться. Пастор ощутил, как сдвигаются внутри банки, как отъезжает крышка. Он ухватил свою ношу покрепче, однако банки посыпались одна за другой – в грязь, в листву, на мелкого противника, который тут же сел и принялся их собирать… Банки разбивались о камни и друг о друга, освобожденные людские крики таяли в ночи, различимые даже за шелестом ливня и звоном стекла.
Толстяк с трудом поднялся на ноги, колыхаясь и балансируя, и тут же пошел на Бентли, набычившись и выставив вперед руки.
Пастор запустил в него пустой хлебницей, зонтом хлестнул его напарника и, быстро нагнувшись к уцелевшим банкам, схватил две. А дальше бросился наутек через призрачную рощу. Назад не оглядывался, лишь бежал что есть сил по тропе, смаргивая дождевые капли.