— Но вы клюнули и на то, не так ли?
Он посмотрел на меня с видом человека, которому в душу залезли солдатским
башмаком.
— Ей-богу, я не так себе представлял наш разговор, Дегрей, — сознался я. — Честное
слово, я приготовился к худшему, но не предполагал, что мне придётся выжимать из вас
слова, как из пойманного диверсанта. Я рискую всем; а чем вы?
— Многим, поверьте. А я не имею права на риск.
— Итак, в последнее время... — он замолчал. Пауза длилась минуты две.
— Дегрей тоже имел пистолет, — неожиданно сказал он. — Он был умнее вас,
Макинтайр, но не обладал вашей фантазией, которая иногда подсказывает вам правильные
решения. Мы с вами встретились случайно, а Дегрей сделал так, что мне просто не
удалось избежать контакта. Он предугадал мой следующий шаг. Представляете?
— Нет.
— Я в этом не сомневался. В одном только ошибался Дегрей, он почему-то решил,
что я какой-то пришелец со звёзд, из других галактик и что-то в этом духе. Дегрей шёл на
встречу со мной, чтобы победить. Он решил, что если выпустит в меня обойму своего
пистолета, то спасёт человечество. Это был храбрый малый и, главное, чертовски умён. Он
всё пытался объяснить научно и не верил в нереальность, как вы. “Мы считаем
нереальным то, что не можем объяснить”, — сказал он мне. Мы с ним так же сидели и
беседовали, как с вами, после того как я его обезоружил.
— А потом? — спросил я. — Вы прикончили его.
— Это произошло не потом, — улыбнулся Дегрей. — А во время нашего разговора.
— Но в другом месте?
— Разумеется. У него дома.
— Значит, возможно, я уже покойник?
Лицо его стало серьёзным.
— Возможно.
— Когда это произошло? — я почувствовал, что покрываюсь потом.
— Когда вы погибли? Это вас интересует? Когда стали гоняться за мной.
— Ну, если уж говорить прямо, Дегрей, то не я стал гоняться за вами, а вы за мной.
Но меня интересует не это. Когда вы убили Дегрея?
— Дегрея? В мае 1915 года, — он снова улыбнулся.
— А в феврале 1944?
Он рассмеялся:
— Поверьте, капитан, мне вам этого не объяснить. Вы даже не представляете, какая
бездна разделяет нас. Дегрей меня всё расспрашивал, откуда мы появились, откуда мы
прибыли на Землю. Я могу ответить вам, как и ему, — мы не откуда ни появлялись и не
откуда ни прибывали. Не мы у вас, а вы у нас, понимаете?
— Эксперимент? — поинтересовался я. Раз уж я покойник, то чего осторожничать.
— Если рассуждать примитивно, то да, — Дегрей задумался, затем продолжил. — Но
далеко не всё можно объяснить примитивно.
— А в чём цель того, что мы решили называть экспериментом?
— Мы имеем ответы тоже далеко не на все вопросы, которые задаём себе. Вы нам
помогаете решить некоторые из них. Это скорее социальный вопрос.
Я подумал, что раз он так разоткровенничался, то моя песенка спета наверняка.
— Если мы вам помогаем, то зачем действовать так беспощадно?
— У нас нет выхода. Эксперимент очень дорог. Мы не можем позволить себе
роскошь сорвать его.
— Лори могла сорвать его?
— Отдельные личности его не сорвут, конечно, но всё же риск есть.
— Зачем же вы убили свою Жаннетту?
Он помрачнел, — я задел его больное место и удивился, что он пытается оправдаться:
— Поскольку вы вновь затронули этот вопрос, Макинтайр, я хочу сказать, что я не
причём.
— Очень интересно! — я совсем забылся, — это напоминало допрос обычного
преступника, лишённого элементарной фантазии.
— Вы зря иронизируете, — поспешно заговорил Дегрей.
Очевидно, этот вопрос камнем лежал на его душе, и эту душу он желал кому-нибудь
излить, да не было кому. Но интересно, откуда у него эмоции? По моим расчётам, их быть
не должно.
— Я постараюсь вам объяснить, — явно волнуясь, продолжал Дегрей. — Я, как и вы,
получаю приказы от, как вам объяснить, от того, кто руководит мной. Но в отличие от вас
не могу не выполнить этого приказа. Например, вы, спасая, допустим, любимую женщину,
могли, рискнув честью и даже жизнью, не выполнить полученный приказ. Я же этого не
могу. Вы можете быть не до конца откровенным со своим начальством — я же этого тоже
не могу.
— Ну и порядочки! — не выдержал я. — Почему же это происходит?
— Потому что, в сущности, я, — просто даже не знаю, как вам объяснить, — часть
своего “шефа”, что ли. Вы понимаете? Между мной и “шефом” постоянный обмен
информацией, фиксируется всё, что я здесь делаю, мне не утаить ничего. Сен-Клер мог
делать, что хотел, тогда это было можно, его контролировали, но не вмешивались в его
работу. У него были друзья, была Жаннетта, он вступал в контакт с кем хотел, а сейчас всё
запрещено. Знаете, во что мне обошлось знакомство с Лори? Февраль 1944 года — вы
интересовались?
Чёрт побери, что с ним?
— Если опять говорить примитивно, то вас отозвали?
— Да, можно так сказать.
Он снова замолчал, а я подумал: “Не получает ли он во время этих пауз очередную
головомойку от своего “шефа”.
— Но затем вы вернулись?
— Да, срочная работа. Вы в курсе.
— Ах, да. А зачем нужна была вся эта комедия? Неужели нельзя было сделать проще.
С вашими-то возможностями?