Бунич Игорь – В центре чертовщины

запланирован ваш опыт? Какой вопрос вы пытаетесь решить, наблюдая, как мы

вспарываем друг другу животы. Это меня интересует куда больше, чем ваши дурацкие

любовные истории.

— Это очень сложный вопрос, — вздохнул Дегрей. Было видно, что ему очень

хотелось говорить только о Лори и больше ни о чём. — Вас, насколько мне известно,

всегда интересовал вопрос, вышли ли вы из-под контроля, а если вышли, то в чём?

Интересно, как вам понравится, если я скажу, что вы действительно, вышли из-под

контроля, устраивая одну войну за другой. В грубом приближении эксперимент

преследовал очень гуманные цели. Программа самосохранения и страха перед войнами

была введена исключительно для того, чтобы вы развивались быстрее. Это был чисто

экономический вопрос, чем быстрее — тем дешевле. Несколько войн на раннем этапе

вашего развития должны были послужить уроком на будущее и всё. Однако вы вошли во

вкус. Мы совершили страшную ошибку, переоценив ограниченные возможности вашего

мышления, не сообразив, что вы будете всегда выбирать наиболее простой путь

разрешения проблем, то есть лупить друг друга.

— Начиная с 30-летней войны, каждая последующая война, с нашей точки зрения,

была аварией, которую необходимо исправить как можно скорее. По мере сил мы пытались

сделать это. Уже Семилетняя война явилась для нас полной неожиданностью. Пришлось

убирать русскую императрицу и восстанавливать статус-кво. О последних войнах я уже не

говорю, мы просто пытались их скорее прекратить. Весь эксперимент летел к чёрту.

— А что вы сделали во время последней войны, чтобы она кончилась быстрее? —

спросил я, слушая его, как зачарованный.

— Перл-Харбор. — объяснил Дегрей — Разбаланс сил. и одна из сторон в

безнадёжном положении…

— Я всё понимаю, Дегрей, — согласился я. — Но это чертовски тонко!

Я вспомнил тысячи русских танков, идущих вперёд через заснеженные поля, армады

наших и английских самолётов, закрывающие небо, огромные авианосцы нашего флота,

вздымающиеся на волнах Тихого океана и тучи смертников, летящие со всех сторон на них

через сплошную стену заградительного огня, и подумал, что Дегрей прав, если

эксперимент преследовал какие-то гуманные цели, то он, действительно, полетел к чёрту.

От Рейна до Волги всё выжжено и разбито, стёрта с земли половина Азии, Хиросима...

— Мы пошли на крайние меры, — продолжал Дегрей. — Сейчас мы дали вам

возможность самим прекратить наш эксперимент, когда вы пожелаете. Если вы не

поумнеете, то мы уже вам ничем не поможем. Мы дали вам в руки страшную силу...

Я знал, о чём он говорит. Мне было стыдно глядеть ему в глаза. Теперь я понял

Дегрея. Живя среди нас, неизбежно свихнёшься. Он свихнулся благородно — свидетель

тому Лори.

Сен-Клер любил Жаннетту, любил людей, жизнь среди которых доставляла ему

удовольствие. Дегрей же уже не понимал людей, он не знал, чего они хотят, боялся их, а,

побывав в бою, мечтал только об одном — поскорее удрать с этой сумасшедшей планеты.

За окнами светало. Дегрей посмотрел на часы.

— Вам пора уходить, — обратился он ко мне.

— Вы меня отпускаете? — удивился я. — Почему?

— Откуда я знаю, — раздражённо ответил Дегрей. — Они что-то умничают, а мне

какое дело? То вы, то Генденберг. Прощайте, капитан. Если вы увидите Лори, то...

— Я скажу ей, что она — Жаннетта де Руа, — пообещал я, пожимая его крепкую

руку.

* * *

Когда я вернулся в управление, Элен вскрикнула и кинулась ко мне. Офицеры

окружили меня, лица все были бледны. Шеф, на ходу снимая очки, подошёл ко мне.

— Что случилось, Мак?

— Как что случилось? Ничего, — ответил я.

— Три часа назад звонили из полиции. Ваш “джип” — они записали номер — на

полном ходу сбил ограду на мосту Сердорен и упал в Сену. Я послал туда людей, ведутся

спасательные работы, вызваны водолазы. Вы сидели в машине, вас ясно видел и описал

полицейский.

— Чепуха какая-то, — я в изнеможении опустился на стул и пилоткой стёр пот со

лба. — Моя машина стоит во дворе, можете посмотреть, если хотите. Меня помиловали в

самый последний момент!

* * * * * * *

ДЖУЛИЯ АЙЛЕНД

Я выстрелил ещё несколько раз, но это уже больше для очистки совести. Попасть

было трудно, а преследовать его в таких условиях — бессмысленно. Я плохо знал этот лес,

где за любым кустом он мог мгновенно превратиться из дичи в охотника. Он был хитёр и

опытен, решителен и беспощаден, этот Меденьш, оберштурмбанфюрер Меденьш, один из

тех руководителей операции “Гриф”, которых мы ещё не успели выловить или

уничтожить.

Я сунул пистолет в кобуру и стал подниматься по откосу к своему “джипу”.

Небольшой “ситроен” Меденьша стоял неподалёку, завалившись передними колёсами в

кювет. Я не стал осматривать его машину. Он достаточно опытен, чтобы не оставлять там