Бунич Игорь – В центре чертовщины

волосы, а на коленях у неё лежал “кольт”. Армейский “кольт” 45-го калибра, которым

вооружены все от парашютистов до медсестёр. А метрах в двух от неё лежал мёртвый

Меденьш. Мне стало его жаль. С такой профессиональной подготовкой погибнуть от руки

девушки-врача, которая сейчас, по-видимому, лежит в морге госпиталя 28-го авиакрыла.

Я вышел из-за деревьев. Она равнодушно посмотрела на меня своими серо-зелёными

глазами, продолжая курить. Я подошёл к Меденьшу, перевернул его на спину и обыскал. Я

не рассчитывал что-либо у него найти и ничего не нашёл. Меденьш был очень опытным

человеком и, главное, отличным стрелком. Я посмотрел на лежащий около него автомат,

затвор которого находился в крайнем положении, сигнализируя, что магазин пуст. Он

расстрелял, отстреливаясь от этой девчонки, всю обойму и не попал. А сам получил

четыре пули 45-го калибра — ровно столько, сколько она выпустила. Впрочем, иначе и

быть не могло.

— Мисс Айленд, — повернулся я к ней, поскольку надежда ещё теплилась во мне, —

вы, кажется, потеряли на шоссе своё удостоверение.

Она встала и улыбнулась. Она была чертовски хорошенькая, стройная и изящная. Но

лицо её уже не было одновременно весёлым и несчастным. Оно было равнодушным. Когда

она встала, “кольт” соскользнул с её колен в траву. Она не обратила на это внимания, а

сказала голосом, который заставил меня вздрогнуть.

— Капитан, зачем мне теперь нужно удостоверять свою личность?

Конечно, я сморозил глупость. Зачем ей сейчас удостоверение? Его нужно сдать в

штаб 134-го отдельного медицинского батальона, и его вместе с другими вещами и

соболезнованиями перешлют в город Форд-Пирс в штате Флорида. И имя “Джулия

Айленд” появится на мемориальной стене погибших за Америку.

— Спасибо, — сказал я. — Вы мне очень помогли, мисс Айленд. Меня-то он

облапошил, как младенца.

А ведь, если бы он меня не облапошил, подумал я, ей бы ещё было нужно

собственное удостоверение. Я вздохнул, а она, ничего не ответив, зашла за деревья и

исчезла из виду.

Я поспешил на шоссе к своему “джипу”. Надо было скорее добраться до Марлена и

доложить в штаб, что с Меденыием, наконец, покончено.

* * * * * * *

ПРОФЕССОР БЛЮМ

Роберт Полак был опытным врачом. В октябре 1942 года, во время сражения у о.

Санта-Крус, Полак, оказывавший помощь раненым на борту гибнущего авианосца

“Хорнет”, получил в спину осколок японской бомбы. Ранение оказалось очень тяжёлым.

Полак был эвакуирован в Штаты и уволен с флота с отличными аттестациями. Осколок из

спины был удалён, однако Полак оказался на долгие годы прикованным к креслу. Практику

пришлось бросить, и он вместе со своей женой Вероникой поселился в Сиэтле, шт.

Вашингтон, в небольшом одноэтажном домике на самом берегу залива Тауксенд. Пенсия,

назначенная Полаку флотом, и заработок Вероники, преподававшей в колледже,

обеспечивали им довольно сносное существование, а многочисленные друзья Полака как

по довоенной медицинской практике, так и по службе на флоте, заботились о том, чтобы

доктор ни секунды не чувствовал себя одиноким. Подобное отношение друзей радовало

Полака, хотя и несколько утомляло. В доме у него всегда было полно самого

разнообразного народа, беседы затягивались далеко за полночь, а сигарный дым, валивший

из окон, заставлял вздрагивать от страха дежурных на канадском маяке Виктори.

Я познакомился с Полаком случайно, но, познакомившись, привязался к нему и стал

частым гостем у него в доме, нещадно эксплуатируя врождённое чувство гостеприимства

как самого доктора, так и его милой супруги, внося солидный вклад и в густоту сигарного

дыма, и в продолжительность ночных бесед.

— Джерри, — как-то спросил меня Полак, — вам ничего не говорит фамилия Блюм?

Профессор Блюм?

— Нет, — сознался я. — А чем знаменит профессор Блюм?

Вместо ответа Полак протянул мне солидного вида журнал, оказавшийся

реферативным сборником американского математического общества, и показал на

несколько строк, подчёркнутых красным карандашом. Я прочёл:

“Профессор В.Г.Блюм, Политехнический институт, Топнка, шт. Канзас.

Вариационный расчёт криволинейных функций в нелинейном пространстве”.

Я пожал плечами.

— Мне это мало о чём говорит. Всё, что я знал из области математики, я давно забыл.

А если признаться, то никогда и не знал её толком. Так что мне трудно оценить

достижения профессора Блюма.

Полак рассмеялся:

— Не думайте, Джерри, что я знаю математику лучше вас. Дело не в этом. С этим

Блюмом связана весьма любопытная история, как раз из тех историй, которыми вы так

любите заниматься. Если вы позволите, я могу вам её рассказать.