Бунич Игорь – В центре чертовщины

Лофт только что в очередной раз опустил шасси, и оба они были уверены, что

носовое колесо вышло и встало на место. Репо вот-вот должен был подтвердить это снизу,

проверив по телескопу совмещение красных линий. По правде говоря, в этом даже не было

необходимости; выпуск шасси в свободном падении был проверенным способом.

В течение тех двух минут и двенадцати секунд, что последовали за словами

Стокстилла, произошло несколько событий. Самым важным, вероятно, было то, что спустя

тридцать восемь секунд после 23.40 раздался низкий звук сирены, предупреждавший о

потере высоты. Высота полёта упала до 1700 футов, но никто не обратил на это внимания.

Расстилавшееся внизу тёмное болото не позволяло судить на глаз о снижении самолёта, а

сигнал длиной в полсекунды прозвучал на панели бортинженера. Репо же в это время

находился внизу, в “чёртовой дыре”, пытаясь определить положение носового шасси.

Сигнал должен был напомнить пилоту о необходимости твёрдо придерживаться

высоты 2000 футов. К несчастью, ни одной сигнальной лампы для этого не было

предусмотрено. Звук сигнала был очень низким. Из-за шума в кабине сквозь наушники

лётчикам трудно было его расслышать, особенно, когда они были поглощены вознёй с

лампой.

Не сохранилось никаких свидетельств, что в кабине кто-то услышал сигнал,

прозвучавший тише, чем дверной звонок в деревенском доме.

В тот момент, когда прозвучал сигнал, Лофт произнёс:

— Мы сможем точно знать, вышло ли это проклятое шасси, когда Репо посмотрит на

прибор.

Он имел в виду совмещение красных линий.

— Я просто уверен, что всё в порядке.

Стокстилл кивнул.

— Вышло в свободном падении, — продолжал Лофт.

— Во всяком случае при проверке перед вылетом эти лампы не включаются, —

добавил Стокстилл.

— Верно, — согласился Лофт.

— Это всё проклятая лампа, — заверил Стокстилл.

Оба кивнули. Бортинженеру Репо пора возвращаться и приступать к отложенной

посадке. Голова Репо показалась на лестнице. Наполовину всунувшись в кабину, он

помахал рукой и сказал.

— Я не видел шасси.

— А? — переспросил Лофт.

— Я не видел его.

— Там есть место, с которого можно определить, совмещены ли линии, — сказал

Лофт.

— Знаю, вроде телескопа.

— Да.

— Ну?..

— Что, линии не сошлись?

— Я не видел, — повторил Репо. — Там темно, как в окопе, а от фонарика света

немного. Я ничего не разглядел.

Тут Донадео почувствовал, что пора ему, наконец, не дожидаясь просьб,

подключиться к делу. Он отстегнул ремни и встал, чтобы спуститься вниз вместе с Репо.

Кто-то из пилотов спросил:

— А в нише шасси свет включён?

В кабине по-прежнему было шумно.

— Простите? — переспросил Репо.

— В нише огни горят?

— Понял, — ответил Репо. — Они включаются, только когда опущено шасси.

— Попытайся ещё, — сказал командир.

Репо исчез внизу. Донадео протиснулся сквозь узкую дверцу и спустился по лестнице

вслед за Репо. У входа света было достаточно, и Донадео двинулся к перископу, через

который можно было разглядеть носовую стойку.

Диспетчер пункта подхода в Майами обнаружил, что, судя по экрану его

радиолокатора, 401 находится на высоте всего в 900 футов вместо положенных 2000. Но

случайные отклонения в показаниях прибора были делом обычным. Следовало подождать

хотя бы следующей развёртки, чтобы проверить эти странные цифры. В тот момент

диспетчер был занят посадкой двух лайнеров, шедших с юго-востока, ещё два самолёта

взлетали в направлении Бикини и ещё два приближались к Майами со стороны

Эверглейдских болот, причём все они находились в радиусе не более 70 миль. Он

внимательно следил за этой шестёркой, ведь 401 находился ещё довольно далеко.

И всё же диспетчер успел запросить по радио: — “Истерн” четыре-ноль-один, как у

вас дела?

Командир Лофт отозвался без промедления:

— О’кей. Собираемся поворачивать обратно.

Потом обернулся к Стокстиллу:

— Разворот влево.

— О’кей, — ответил Стокстилл.

Экран его автопилота всё ещё показывал, что самолёт держится на заданной высоте.

Внизу, на плоской тёмной поверхности болот, взгляду не за что было зацепиться. Скорость

самолёта за последние секунды выросла со 174 узлов до 188 — около 200 миль в час.

Стокстилл уменьшил тягу, чтобы соответственно снизить скорость. Увеличение скорости,

однако, произошло не из-за повышения мощности двигателя. Рос угол падения. Но

автопилот Стокстилла всё ещё показывал высоту 2000 футов.

Диспетчер снова вызвал самолёт по радио:

— “Истерн” четыре-ноль-один. Поворот влево, курс один-восемь-ноль.

— Один-восемьдесят, — повторил Лофт.

На часах было почти 23.42. Самолёт в это время находился на высоте всего 600 футов

над трясиной. Он падал со скоростью примерно 500 футов за каждые двадцать секунд.

Следуя приказу изменить курс, Стокстилл мягко перевёл штурвал влево. Левое крыло

опустилось под углом 28 градусов. В 23 часа 42 минуты и 5 секунд Стокстилл резко

произнёс: