я вернулся во Францию перед самым вторжением. Попал под Парижем в окружение,
некоторое время скрывался, а затем был арестован. Так что сказать определённо, был ли
этот план воплощён в жизнь, я не могу.
— А что вы, Блюммен, делали в Швейцарии в сорок третьем году? — спросил
Джордж.
— Я не был в Швейцарии.
— Подумайте хорошенько.
— Нечего думать, — он пожал плечами. — Мне нечего врать. Я лично не убил ни
одного человека, и моя совесть спокойна.
То, что все его планы предусматривали всегда ликвидацию сотен людей, он,
естественно, этого на себя не брал. Не он же отдавал приказы. Его дело — рекомендации.
— А какими силами. — спросил я, — Лозер собирался разгружать крейсер?
— По плану, — ответил Блюммен, — необходимо было использовать заключённых
или кого-то в этом роде.
— Например, военнопленных. — подсказал я.
— Очень может быть. — согласился Блюммен.
— А что план предусматривал сделать с ними в дальнейшем?
Блюммен посмотрел на меня, как на дурака.
— Ликвидировать, конечно.
Он пожал плечами, как бы желая сказать: “Неужели вы сами не понимаете таких
простых вещей?”
VII
— И всё-таки, Блюммен, что вы делали в Швейцарии в сорок третьем году?
Шёл уже четвёртый час ночи. Тьма за окнами, как обычно бывает перед рассветом,
становилась непроницаемой. Лишь огни стоявших на рейде кораблей несколько оживляли
чёрную бездну нашего земного лабиринта.
— Я повторяю, я не был в сорок третьем году в Швейцарии.
— А когда вы были в Швейцарии?
— Я вообще никогда не был в Швейцарии.
— Ну полно, Блюммен. Не разочаровывайте меня.
— Но какой мне смысл обманывать вас в этом вопросе, господин майор? Посудите
сами.
— Это меня тоже удивляет. Вы сознались в вещах, половины которых достаточно,
чтобы отправить вас на виселицу, а тут, в таком невинном вопросе, как встреча с Еленой
Спарроу в Берне на “Площади цветов”, проявляете непонятное упорство.
— С Еленой Спарроу? — Блюммен как-то странно посмотрел на меня. — Я
встречался с Еленой Спарроу в Берне в сорок третьем году? Так вы сказали, господин
майор?
— Вы поняли всё правильно, Блюммен.
— Это какая-то чушь, уверяю вас, майор! Проверьте свой источник.
— Мой источник — Елена Спарроу.
Блюммен побледнел.
— Елена Спарроу? — переспросил он. — Вы допрашивали Елену Спарроу?
— Чёрт возьми, почему вас это удивляет?
— Значит, — я заметил, что его лоб покрылся испариной, — она жива? Вы говорили
с ней, и она отвечала на ваши вопросы?
— Предоставьте мне задавать вопросы, Блюммен. Вы продолжаете утверждать, что
не были в Швейцарии в сорок третьем году?
— Да, — ответил он и шёпотом добавил, — Елена...
— Хорошо, — согласился я. — Вы упорно не хотите сказать правду. Мне придётся
напомнить вам несколько фактов. Вы видите в моих руках папку. Это ваше личное дело,
Блюммен, которое ваши коллеги с Принцальбертштрассе почему-то не уничтожили. Вы,
наверное, давно не видели своего личного дела, если вообще когда-нибудь видели. А
между тем, оно любопытно. Послушайте, чем вы занимались в сорок третьем году.
“Участие в разработке операции “Гебенхайт”. Тут, вроде, всё ясно. Далее. “Участие в
акции “Менестрель”. Пропал без вести в сентябре сорок третьего года”. Итак,
оберштурмфюрер Блюммен пропал без вести в сентябре сорок третьего года. А вы
говорите, что были посланы в Ирландию. Не могли бы вы несколько разъяснить?
— Я не знал, что такие записи сделаны в моём личном деле, — снова совершенно
спокойно ответил Блюммен. — Но если это так, то всё вполне объяснимо. Моё задание в
Ирландии было очень секретно, и, вероятно, предполагая, что разведка союзников имеет
доступ к личным делам сотрудников имперской безопасности, её просто пытались сбить с
толку. Такой способ часто практиковался.
— В чём заключалась суть вашего задания в Ирландии?
— Я находился при нашем посольстве и должен был обработать всю информацию,
поступившую об операции “Оверлорд”. Я имел дипломатический паспорт, разумеется, на
чужое имя.
— Ну, это не ахти уж какое секретное задание, — возразил я, — чтобы разводить
такие предосторожности.
— Я бы этого не сказал, — покачал головой Блюммен. — От успеха вашей операции
“Оверлорд” зависел исход войны.
— Но вы же сами заявили, Блюммен, что исход войны всем был уже ясен в сорок
втором году.
— Он был ясен мне, но не так ясен фюреру и его окружению.
— Вы знаете, Блюммен, — заметил я, — я начинаю склоняться к очень интересной
мысли.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Мне кажется, — продолжал я, — что вы просто дезертировали в сентябре сорок
третьего года. А все ваши дальнейшие рассказы — просто сказки и не более. Ни в какой
Ирландии вы не были, это установлено достаточно точно.
Точно это, конечно, не было установлено, но и ничем, кроме слов самого Блюммена,
и не подтверждалось.
— Ну, уж поверьте мне, господин майор, — ответил он, — если бы я дезертировал в
сорок третьем году, то не сидел бы сейчас перед вами. У меня было бы достаточно
времени, чтобы скрыться.