Швейцарию и получили ответ: “Да, семья Спарроу жила там с тридцать восьмого до сорок
третьего года. Родители Елены Спарроу уехали в Южную Америку, а она сама — в
Италию”.
Можно ли сопоставить такие вещи: вы хотите вывезти семью Спарроу в тридцать
восьмом году, у вас ничего не получается, но тем не менее вся семья вашей возлюбленной
появляется в Швейцарии и в концлагере Маутхаузен одновременно. Вы хотели сделать то
же самое в сорок третьем. В результате вы и Елена Спарроу гибнете и, тем не менее,
встречаетесь, как было задумано, на “Площади цветов” в Берне. Причём вы, один из
участников этой встречи, ничего о ней не помните, а Елена Спарроу помнит о ней и, мало
того... Да, кстати, Блюммен, вы сами ничего странного не замечали в Елене Спарроу? Я
хочу сказать — чего-то необычного?
— Нет, — задумался Блюммен. — Пожалуй, нет, если не считать того, что её иногда
охватывали какие-то непонятные приступы слабости, которым врачи так и не смогли найти
объяснение.
— Хорошо, — сказал я, — оставим эту чертовщину. Значит, по замыслу операции
“Гебенхайт” золото должно было быть спрятано в катакомбах?
— Да, — ответил Блюммен, — но скажите, наконец...
— Минутку, — прервал я его. — А запасной вариант?
— Запасной вариант предусматривал, что Лозер будет действовать по обстановке.
Возможно, позже и было придумано что-то новое, но я этого не знаю.
Он замолчал, потом, видимо, пересилив себя, снова спросил:
— Разрешите вопрос, господин майор?
— Говорите.
— Я увижу снова Елену?
— Думаю, что да. — ответил я. — Если военный трибунал воздаст вам то, чего вы
заслужили.
— Ещё один расстрел? — спокойно поинтересовался Блюммен?
Я кивнул
— И тогда, — сказал он. — после вынесения приговора вы разрешите мне свидание с
Еленой?
— Да. — холодно ответил я и подумал: “Интересно, он делает вид, что ничего не
понимает, или действительно...”, а потом добавил вслух. — Ей не потребуется наше
разрешение. Блюммен. В этом случае она сама придёт за вами.
Он внимательно посмотрел на меня и вдруг спросил:
— Из какого вы штата, майор?
— Из Висконсина. — ответил я. — Но хватит вопросов. Блюммен. Благодарю вас за
откровенность, я многое понял.
Я вызвал конвой, приказав поместить Блюммена в одиночную камеру. На выходе он
остановился и снова спросил:
— Вы говорили о трибунале, майор. Как скоро соберётся этот трибунал?
— Так не терпится снова увидеть Елену Спарроу, Блюммен?
— Да, — просто ответил он.
— Я думаю, что в самое ближайшее время.
Он кивнул и вышел, сопровождаемый полицейским, а я подумал: “Если у тебя хватит
терпения просидеть в камере до суда”.
Лу оборвал мои мысли.
— Готов биться об заклад, Джерри, что я знаю, о чём вы думаете.
— О чём?
— Что этот молодчик удерёт из тюрьмы в ближайшие несколько часов.
— Правильно.
— Можете не беспокоиться. Этого не случится.
— Значит, вы тоже думаете. Джордж...
— Конечно. Он же инвалид, если так можно выразиться. Он уже ничего не может
сам, ему нужна помощь.
— Я рад, что вы всё поняли, Джордж. Но теперь мне непонятно, зачем он нужен...
Джордж усмехнулся.
— Как плохо вы знаете психологию женщин, Мак.
— Женщин?
— Но ведь она женщина, Джерри.
Я в волнении прошёлся по комнате.
— Но если так, то она просит у нас не так уж много.
Джордж кивнул.
— Да, сущую безделицу.
Я посмотрел на него.
— А вам не кажется, Лу, что мы оба рехнулись?
Он засмеялся.
— Иметь дело с вами, Мак, и не рехнуться — просто невозможно. Хотел бы я знать,
нашёлся бы в мире хоть один следователь, который повернул бы допрос Блюммена так, как
это сделали вы? “Вы были расстреляны, Блюммен”. Это просто бесподобно!
Я почесал кончик носа.
— Но ведь всё так очевидно, Лу. Я даже не ожидал, что этот, в сущности,
бракованный экземпляр так много сохранил в своей памяти. Но когда успели напихать в
трезвый, чёткий и реальный мозг оберштурмфюрера Блюммена столько дерьма?
— А две пули в сердце вы учитываете?
— Учитываю.
— Это может объяснить все накладки.
Я с восхищением посмотрел на него.
— Вы просто молодчина, Лу! Если бы вы ещё вспомнили, что немцы при расстрелах
совершают всегда и контрольный выстрел в голову, то...
— А шрам? — неуверенно спросил Джордж.
— Джордж! — сказал я тоном зануды-учителя.
— Правильно, — он пожал мне руку. — Конечно, шрама не должно быть. Вы
чертовски правы, Мак. Я даже могу сказать больше. Лозер так спешил, что наделал кучу
ошибок, и Блюммен — одна из них. Но это одна сторона дела. А теперь скажите мне,
майор Джеральд Макинтайр, вы никогда не задумывались, по чьему приказу вы прибыли в
Неаполь?
— Задумывался.
— И что вы скажете?
— Скажу, что если меня используют в качестве кухонного мальчика, то могли бы и
платить за это.
— О, Джерри, — покачал головой Джордж. — Неужели вы считаете, что вам платят
недостаточно?
— А как же, — изумился я. — Мне приходится вышибать из них каждый цент, как
будто я покупаю у квакера свинью.
— Квакер просто боится, что вы схватите расстройство желудка, объевшись
свининой.
Я засмеялся. Ещё ни с кем я так быстро не находил общего языка, как с лейтенантом-