Бунич Игорь – В центре чертовщины

ней?! Бросить своих товарищей во время войны? Погубить свою собственную семью?

Что?! И то хорошо, что она пошла в Маутхаузен, а не в Освенцим или Треблинку. Это всё,

что я смог.

Что в этом хорошего, я, откровенно говоря, не понял.

— Но ведь у вас, — заметил я, — безусловно, существовал какой-то план спасения

Елены Спарроу, не правда ли?

— Да, — ответил Блюммен. — У меня были друзья из администрации лагеря, и

именно благодаря им вся семья Спарроу уцелела. То есть, я хочу сказать, была жива к

сентябрю сорок третьего. Это был огромный риск и для меня, и для них. Я имею в виду

своих друзей.

— А во время планирования операции “Тебенхайт”, — продолжал я, — у вас

появились реальные шансы, наконец, вытащить вашу возлюбленную из лагеря, Что вы

предполагали делать дальше?

— Она должна была быть переправлена в Швейцарию и ждать там меня. Я надеялся

быть в Берне примерно через неделю после неё, и мы должны были встретиться...

— На “Площади цветов” напротив здания Бернского университета? Не правда ли?

— Да, — прошептал Блюммен и вдруг закричал, — но откуда вы всё это знаете,

майор? Ведь это только предполагалось. План не только не был осуществлён, но даже сама

Елена о нём ничего не знала. Откуда же вы знаете это?

— Откуда? — переспросил я. — Из показаний Елены Спарроу. В сорок четвёртом

году она заявила на допросе, что встретилась с вами на “Площади цветов” в Берне.

— Ради всего святого, майор, — взмолился Блюммен, — скажите, она жива или нет?

— Послушайте, Блюммен, — проговорил я, — могу ли я точно сказать, жив бывший

оберштурмфюрер Блюммен или нет? Можете вы сами ответить мне на этот вопрос?

Ответить на этот вопрос относительно Елены Спарроу так же сложно.

Я сделал знак Джорджу прекратить стенограмму.

— Когда наши войска пришли сюда, Елену Спарроу допрашивали раз десять. И сам я

имел с ней, по крайней мере, две беседы такого же рода. Но, с другой стороны, взгляните

на фотокопию этого документа. Администрация концлагеря Маутхаузен сделала отметку о

ликвидации, как вы любите выражаться, в сентябре сорок третьего года всей семьи

Спарроу. Сверим даты и придём к интересному выводу: в тот же день “золотой курьер”

Блюммен посылается на верную смерть. Я этого не утверждаю, но исхожу из факта, что вы

засыпались на границе. А вы вполне уверены, что рекомендованный вам маршрут не вёл в

ловушку? Причём именно это меня ничуть не удивляет, если принять во внимание

порядочки, царившие в вашем учреждении во времена милейшего Эрнста

Кальтенбруннера. Мнительность — основная черта и его, и вашего прямого начальника

Шелленберга. Вы были способным разведчиком и, наверняка, имели завистников.

Начальство, безусловно, косилось на вас из-за вашего отношения к Елене Спарроу. Ваши

друзья из персонала лагерной охраны также могли доложить о ваших просьбах. И вот,

когда вы включили Елену Спарроу в план операции “Гебенхайт”, кто-то сделал вывод, что

под видом разработки операции для Лозера вы просто хотите спасти еврейку от

“справедливого возмездия”, удрать с ней в Швейцарию и отсидеться там до конца войны,

исход которой для вас был уже ясен.

Я лично нахожу привлечение Елены Спарроу к операции “Гебенхайт” очень

интересным с оперативной точки зрения. Но вспомните, Блюммен, как часто люди,

руководившие вами, приносили здравый смысл в жертву ничего не значащей догме. В этом

основная слабость любого проявления тоталитаризма. В весьма хитроумном оперативном

плане увидели только то, чего, возможно, там и не было. И само собой, принимается

решение ликвидировать вас обоих. И это решение, вероятнее всего, было выполнено.

Теперь вы понимаете, что причины, приведшие к гибели вас и вашу подругу, могли бы

быть вполне реальными и объективными.

Итак, в сентябре сорок третьего вы погибли. Но в том же сентябре наша агентурная

разведка, следившая за всеми мало- мальски способными офицерами вашего отдела,

ничего, вероятно, не зная о вашей гибели, докладывала, что оберштурмфюрер Блюммен из

“отдела Зеро” замечен в Берне на “Площади цветов”, разговаривающим с девушкой.

Девушка по описанию похожа на Елену Спарроу. Это, в свою очередь, подтвердила и

Елена Спарроу, которую обвиняли в знакомстве с оберштурмфюрером Блюмменом, так же,

как и оберштурмфюрера Блюммена в свой время обвиняли в знакомстве с Еленой Спарроу.

Поэтому вполне естественно, что Елена Спарроу, не без оснований опасаясь

неприятностей, весьма сдержанно, если не сказать большего, говорила о своих

отношениях с вами. Но она без колебаний заявила, что её семья выехала из Германии сразу

после событий “хрустальной ночи”, то есть в тридцать восьмом году, приняв швейцарское

подданство. Это, конечно, могло быть инструкцией, данной Елене Спарроу

оберштурмфюрером Блюмменом, если бы сам Блюммен не был расстрелян. Мы запросили