Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

Наконец закончился этот невыносимый день. Екатерина осталась одна. В тот вечер она еще не знала, что где-то в Оренбургской степи на рассвете 17 сентября 1773 года вошел в казачий круг вдруг оживший «спец» ее сына, свергнутый, убитый, зарытый в могилу на погосте Александро-Невской лавры одиннадцать лет назад. За покойного Петра III выдавал себя казак донской Зимовейской станицы Емельян Иванович Пугачев.

А не предчувствие ли назревающих грозных событий терзало в тот день душу Ее Величества? Все может быть… Только как решился на такое мужик?

4. В тот же день на хуторе Толкачевых

17 сентября 1773 года на хутор к Толкачевым съехались около восьмидесяти человек, вооруженных пиками, саблями, ружьями, пистолетами. Из дома вышел Пугачев и приказал Почиталину прочитать манифест, написанный на привале в степи двумя днями раньше. Иван развернул бумагу и с чувством продекламировал запавший в память текст.

«Самодержавного ампиратора, нашего великого государя Петра Федоровича всероссийского и прочая, и прочая, и прочая.

Во имянном моем указе изображено яицкому войску: как вы, друга мои, прежним царям служили до капли своей до крови, дяды и отцы ваши, так и вы послужите за свое отечество мне, великому государю ампиратору Петру Федоровичу. Когда вы устоите за свое отечество, и ни истечет ваша слава казачья отныне и до веку и у детей ваших. Будите мною, великим государем, жалованы: казаки и калмыки и татары. И которые мне, государю ампираторскому величеству Петру Федоровичу винные были, и я, государь Петр Федорович, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершин и до устья и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом.

Я, великий государь ампиратор, жалую вас, Петр Федорович»^{76}.

— Што, хорошо ли? — спросил Пугачев.

— Хорошо! — ответили дружно собравшиеся. — Мы все слышали и служить тебе готовы. Веди нас, государь, куда угодно.

«Хорошо!» Вот и Александру Сергеевичу манифест понравился. Спустя шестьдесят лет Пушкин написал: «Первое возмутительное[3] воззвание Пугачева к яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия, хотя и безграмотного»^{77}.

«Веди нас, государь, куда угодно…» Неужели же казаки пребывали в таком невежестве, что так вот, сразу, не сомневаясь, поверили в неожиданно явившегося «ампиратора», не разгадали в нем своего брага-мужика и готовы были идти за ним в огонь и воду, даже на смерть? Совсем не просто ответить на этот вопрос.

— Скажи мне, батюшка, сущую правду про себя, точно ли ты государь? — спросил его как-то Иван Зарубин. — Караваев поведал мне, что ты казак донской.

— Врешь, дурак, — вспылил Пугачев.

— От людей-то утаишь, а от Бога? Я Караваеву дал клятву, что о том никому не скажу, так и тебе теперь обещаю. Не все ли мне равно, кто ты таков. Мы приняли тебя за государя, значит так тому и быть.

— Бели так, держи в тайне. Я подлинно казак Емельян Иванов и был на Дону. По всем тамошним городкам и станинам молва идет, что государь Петр III жив и здравствует. Под его именем я возьму Москву, но прежде наберу силу…^{78}.

Знали правду и другие казаки. Зарубин не удержался от искушения, рассказал о разговоре с Пугачёвым Тимофею Мясникову.

— Нам какое дело, государь он или нет, — ответил тог, — мы из грязи сумеем сделать князя. Если он не завладеет Москвой, то мы на Яике создадим свое царство.

Денис Степанович Пьянов, которому Пугачев впервые поведал тайну своего царского достоинства, прожил долго. Его повстречал Александр Сергеевич Пушкин во время путешествия по местам грозных событий. Между ними состоялся интересный диалог:

— Расскажи мне, как Пугачев был у тебя посаженным отцом? — спросил поэт старика, давно пережившего свою золотую свадьбу.

— Он для тебя Пугачев, — сердито ответил Денис Степанович, — а для меня он был великий государь Петр Федорович^{79}.

А ведь Пьянов чуть ли не самый первый узнал правду.