Буря слов 3

Секундная тишина – и шипение. После – далёкие звуки вальса.

– Ну вот. Значит, обманула?

«Ева. Она обманула меня…»

Но…

Взвизг пластинки. Приподнятые брови.

– Нет. Вот и джаз. Ого, что-то новенькое, – удивился Дэн. И расплылся в улыбке. – Вот это я понимаю!

Притопнув каблуком, стиляга бросился в пляс с невидимой партнёршей: издевательски-легко, непринуждённо. И «канадским», и «атомным», и «гамбургским»… От стены к стене, вокруг стола, нога – сюда, рука – туда, поворот, пируэт, прыжок, улыбка…

Пластинка крутилась, запись не заканчивалась.

Тонконогий не появлялся.

– А знаешь, что круче всего, Элен? – переведя дух, спросил Дэн.

Дрожа под его взглядом, Ленка ползла дальше и дальше. Вот упёрлась в угол.

Вот и всё.

– Трахаться. Под джаз, – мягко сказал Дэн и, приплясывая, пошёл к ней.

…Но дойти не успел.

Хруп-хруст.

Словно кто-то идёт по осколкам костей. Лицо Ленки тронула паутина.

В люстре лопнула одна лампочка. Вторая и третья.

Дэн выругался.

– Что за?..

Ленка увидела, как Дэн, войдя в узкую полоску света, направился к окну, чтобы полностью раздвинуть занавески. Пластинка стихла. Ожила, выдав не джаз и не вальс – глухой ропот, бормотание, шепотки.

Не дойдя до окна, Дэн хохотнул:

– Ну и пластиночка!

Скрип. Скрежет. Словно мелом по школьной доске. Рука Дэна замерла, Ленка – съёжилась в уголке.

Кажется, парень тряхнул волосами. Вот сжал в кулаке занавеску, вот дёрнул… Огоньки-гнилушки – слабые, болотистые на люстре. А за окном – ночь беззвёздная.

– Не понял…

Хруп-хруст-звяк.

Дикая смесь джаза, вальса и оперы.

Дэн отпустил и вновь схватил занавеску. Раздвинул – и в сердцах сорвал её. Вниз посыпалась пыльная крошка. Целый вихрь, что на секунду окутал его коконом и показал силуэт, поднявшийся с пластинки.

Хруп-цок.

Нечто встало до потолка. Сгорбилось на тонких ногах циркуля. Суставчатые руки, суставчатые ноги. Изящные движения… И пыль-мантия, что вьётся за спиной.

Глаза Ленки полезли из орбит. Дэн, стоя к гостю спиной, стал материться.

– «Шардоне» ты моё, «Шардоне»… Опять, гады, палёное подкинули…

Тонкая тварь провела богомольей лапой по паркету. Шагнула бесшумней кота. Остановилась.

– Расслабься, Дэн. Это всё выпивка виновата, а у тебя…

Глаза, обращённые к Ленке, хищно сверкнули.

– …А у тебя есть средство. Самое то, чтоб расслабиться.

Дэн смахнул с лица паутину и неспешно пошёл к углу.

– Соскучилась, бэйби? Дэдди порадует тебя…

Ему оставалось два шага, когда ожил Тонконогий.

Лапа, похожая на скальпель, ударила Дэна под колено. Вторая – вонзилась в горло, давя крик.

– Аргх! – одноногое тело шлёпнулось на пол, и кровавая рвота омыла туфельки Ленки.

Тонконогий деловито присел. Взмах, свист! Победный марш с пластинки!

И вот летит в сторону вторая нога. Любовно подобранная, она берётся в чудовищные лапы. Как луковая шелуха, обдираются брюки.

Присыпанная пылью, Ленка не смеет и пикнуть. Лишь смотрит, смотрит и смотрит на страшные чудеса.

Лик Тонконогого – разбитый фарфор и паутина. Зубы – осколки хрусталя. Играет бесконечная, дьявольская пластинка.

Дэн уже не дёргается. Издохший в муках, не ведает, что его волосатые ляжки изучены и поглажены. Тонконогий знает, что делать, и делает всё, как надо.

Он выжимает кровь, избавляет обрубки от кожи и плоти. Играючи ломает кости по одной – раз, два, три…

Хруп-цок – встаёт на тонкие ноги. Кивает Ленке – давай, мол, пляши.

– Нет, – хрип через силу, дрожащие губы.

Тонконогий склоняет голову. Ну что ж, дело твоё…

«…Хозяйка».

Ленка не замечает, как наступает тишина. Медленно встаёт в пустой, светлой квартире.

Ни крови, ни плоти, ни костей. Ни пауков, ни пыли…

Ни Тонконогого.

Внезапно нападает смех. И Ленка валится обратно на пол, в истерике кусая и так искусанные губы.

А потом встаёт. И, ощутив нечто новое в себе, начинает танцевать буги.

***

Холодный воздух пьянил сильнее шампанского. Подъюбник шуршал, мелькало красное платье меж кустов… На лице сияла улыбка.

Ленка скользила по скверу, не обращая внимания на темноту. Сильная, красивая, новая – она смело шла к своей цели. Словно дух мёртвой Евы вуалью тянулся за спиной: нашёптывал, советовал… хотел их крови.

Вот и клуб впереди. Сегодня там закрытый вечер.

Улыбка Ленки стала шире.

Сегодня все собрались здесь: и Оскар, и Кейт, и другие. Только свои.

Только вот Дэна нет. Куда-то, бедняга, запропал…

Ленка прошла к двери, постучала условным стуком.

– О. Это… ты?

Ленка отодвинула парня в сторону и уверенно прошла внутрь – туда, где крутился карнавал.

– Хэлло, чуваки! – громко, весело прокричала она, перекрыв музыку.

Вскинутые брови, вытянутые лица. Привычные шёпот и смешки.

…А ещё – кислое личико Кейт, что притиснулась ближе к Оскару.

– Ну что, потанцуем?!

Кинув на стол бордовый конверт, Ленка крутанулась вокруг своей оси – и полетела по танцзалу.

Музыка, пока обычная, подхватила и унесла, напрочь снеся крышу. Ленка плясала, как прежде никогда, и смешки незаметно исчезли.

Где-то надрывался саксофон, дребезжали бронзовые тарелки. Ленка ломала себя в танце, крутясь волчком. Не видя одобрительных кивков и вытянутых лиц чувих, не замечая чуваков, что бросились к ней, стремясь поскорей обнять.