Ленка вспомнила лица. Всех, кто когда-либо смеялся над ней и других, кто вовсе не желал ей зла. Ведь и среди стиляг были нормальные ребята, но она… забыла… и…
«Ты убила».
Ленка выскользнула из объятий и побежала в ванную. Её тошнило.
…После завтрака они собрались идти к маме. Объяснять, что было вчера – и что будет теперь. Пока Ленка стирала чулки и платье, Рома включил проигрыватель, и комнату заполнил марш Мендельсона.
– Милая! Потанцуем?
Ленка дрогнула, поймав в зеркале свой неуверенный взгляд. Затем заставила себя улыбнуться.
«Что ты? Это же не та пластинка».
Ту она никогда не вернёт. Никогда-никогда.
«Никто не узнает. Никто не найдёт меня. Это было наваждение. Было – и прошло. Всё. Забудь о них. О всём. Забудь. Забудь!..»
– Милая?
– Иду!
Обняв Рому, Ленка закружилась по залу. Парень сиял, и она сияла, она изо всех сил пыталась сиять, пока не…
Пластинка дрогнула и встала.
– Что за?..
Рома пошёл к проигрывателю. Он не успел дотронуться до него, когда пластинка закрутилась вновь.
Только Мендельсона сменил джаз.
– Что?..
Комнату вдруг заволокло чёрным. Зеленоватым сиянием зажглась люстра.
И Ленка омертвела, когда у двери вырос Тонконогий.
Раз – и Рома обернулся на хруст. Два – мелькнули ножницами руки. Три – полетели в разные стороны ноги и торс.
Распахнув рот, Ленка беззвучно орала, пятясь к стенке.
Из углов комнаты ползла светящаяся плесень, пыль. В ушах хрустел разбитый фарфор.
И тут:
– Детка…
Крик всё же прорвался.
Белая, в слезах, Ленка увидела, как к ней, фосфоресцируя, ползёт мёртвая старуха. Вжих – и культи проехали по паркету, вжих – корябнул зажатый в руке топор.
Тонконогий стоял у стенки, как солдат при генерале. Не двигался. Не нападал.
Смотрел на хозяйку Еву.
Напитанный чужими душами, он передал Ленке достаточно талантов.
Только не для неё.
– Славные ножки, – прошамкала старуха, добравшись до Ленки. Сухие пальцы любовно огладили дрожащее колено. – А теперь и умелые.
Ленка всхлипнула.
– Мне подойдут, – улыбнулась Ева, добравшись до неё.
И занесла топор.
Снежные сёстры
Альберта давно не верила в сказки.
Взрослая – уже двенадцать! – она хмуро стояла у витрины кондитерской, ожидая, когда Филипп наконец-то насмотрится. Ботинки просили каши, а латанное-перелатанное пальто почти не спасало от студёного ветра. Зима, пока ещё не лютая, лениво кусала город, заметая дома и дороги, кучеров, лошадей и кареты мелкой противной крупой.
– Пошли, – вздохнув, Альберта потянула младшего за рукав.
– Ну подожди, Берти! Ещё чуть-чуть!
Филипп опять жадно уставился на витрину, хлюпая красным носом, и сестра вздохнула ещё тяжелей. Желудок предательски заурчал, заставив кинуть взгляд на такие манящие сласти: пряничные домики, облитые помадкой, марципановые звёзды и снеговички из клюквы в сахарной глазури… Недоступная роскошь.
«Чего ждать? Что из дверей выйдет добрая леди – и просто так подарит нам коробку сладостей? Сказки», – мрачно фыркнула Альберта. В жизни такого не бывает. Ну не бывает такого, что вдруг – раз! И случится чудо. К замухрышкам не приезжают принцы на белых конях, бедняки не находят кладов под старыми дубами, из орехов не вырастают за́мки со слугами…
Альберта сморщилась, как от боли.
А умершие отцы не возвращаются с Того света, чтобы спасти детей и жену от пьяницы-отчима.
– Идём домой, Филипп! – приказала Альберта, силой оттаскивая брата от витрины.
– Ну Бе-е-ерти…
Идти домой не хотелось. Но, по крайней мере, – чуток приободрила себя Альберта – хряка Гэри наверняка не будет до самого вечера: после фабрики он, как нередко бывало, сперва пойдёт в паб. Можно спокойно помочь маме-белошвейке с работой.
Унылый брат нога за ногу тащился рядом. Искоса поглядев на него, Альберта смягчилась. В следующий раз надо бы выпросить денег и купить младшему хоть леденец на палочке, пускай порадуется…
Белая крупа внезапно пошла гуще. Стало ощутимо холодней.
– Ой! – вдруг замер Филипп и задохнулся от восторга. – Смотри, Берти, смотри!
– Что такое?
– Там Снежные сёстры! Вон, у статуи!
«Тьфу».
Альберта скривилась.
– Опять твои сказочки.
– Но я видел, видел!.. – возмутился Филипп.
– Всего лишь метель. Снежинки. Всё, пошли.
Брат обиженно засопел, но подчинился. «Ничего, скоро и ты перестанешь верить в сказки, – устало подумала Альберта, проходя мимо статуи полководца на коне. Позеленевшую медь накрыл белый саван. – Ведь никаких Снежных сестёр нет. Нет и не было».
Идя домой, Альберта всё думала об этом. Кажется, эта городская легенда была старше её. Когда-то давно, в голодный год, одна скверная семья выгнала на мороз двух самых младших близняшек. Кто-то говорил, что они умерли, кто-то – что превратились в снежных духов… Последние ещё твердили, что теперь сёстры спасают попавших в беду детей – и без жалости наказывают плохих взрослых.
«Сказки», – мысленно повторила Альберта.
– Мама, мы вернулись! – прокричала она, зайдя в стылую прихожую.
А потом услышала ругань и крики боли.
***