Ленка плясала – хохочущая, потная…
– Новая пластинка! От дяди! – торжествующе вскричала она, вновь поднимая над головой конвертик. – Оскар, детка, поставь!
Вздрогнув, Оскар поймал брошенное. Кейт вздёрнула нос. Но, стоило игле опуститься на тёмную гладь, лицо её стало другим.
– И правда новое…
– Я и не слышал…
– Вау, чуваки!
– Камон танцевать!..
Они бросились в пляс.
Улыбаясь, Ленка отступила к стене. Хруп-хруп за каждым стоном сакса.
Свет лампочек гас. Они не замечали этого. Разгорячённые, пьяные, враги дёргались в танце, вертя всем телом.
Паутина и пыль по дощатым стенам. Полутьма и всё более громкая музыка.
Убийственный джаз.
Тонконогий явился при остатках света. Последняя лампочка налилась рубиново-красным, и в музыке прорвался чей-то визг.
Лапа-скальпель пробила живот Кейт насквозь, подняла её в воздух куском мяса на шампуре… Отшвырнув прочь, нацелилась на новую жертву.
«Убей их всех!» – шипит Ева в голове.
Вопли кругом, паника.
Трое бросаются к выходу – но Тонконогий быстрее. Пируэт балерины, «мостик» на руках – и тощие ноги разом рассекают штаны и плоть. Обрубки людей орут, марая багровой жижей старые доски.
Вместо выхода и окон – индиговая тьма. Нет больше выхода. Не предусмотрен.
Но Кейт всё равно ползёт к нему. Вот упрямая.
Спину облепили рыжие патлы. Кейт ползёт по пыли, рыдая и скуля. Красный след тянется за ней, как слизь за улиткой.
Игольная нога пробивает левую ладонь. Пришпиливает, словно бабочку к полу. Тонконогий, сломавшись в талии, опускает к орущей девке разбитое лицо. Подносит к её щеке руку, из которой тянутся пальцы-шила.
Мгновение – и вверх бьёт горячий фонтан. Воздетая за волосы, отрезанная голова летит мячом. Стукается о стенку и отскакивает к ногам Ленки.
На её губах улыбка.
Ленка приседает, суёт пальцы в раззявленный рот. Ну, где твои пухлые губки, Кейти? Где твои сиськи и ножки? Тонконогий, отодрав их от жалкого торса, уже швырнул остатки в толпу. Вопли, данс макабр…
Ленка обмазывает чужой кровью губы. Вот лучшая помада, дядя!
Тонконогий, разметав троих, крутится под джаз и «канадским», и «атомным». Но где Оскар?
Ленка видит, как он пищит. Забился в уголок, думает, что невидим.
– Возьми его! Возьми, Тонконогий!
Он слышит. Идёт по телам прямо в угол. Пыль шлейфом летит за спиной, цокают острые ноги.
Оскара хватают за «кок». За все его потные, жидкие космы. Вздёргивают, как на дыбе, и скальпель-гигант ударяет в живот.
Ленка улыбается. Ей нравятся эти его крики.
Пластинка визжит, визжат и остатки людей. Дощатый пол тёмный и липкий. Чёрное, белое, жёлто-красное, культи и обломки костей…
Музыка громче. Она прекрасна.
И она. Она лучше всех!
Ленка хохочет и пускается в пляс на костях.
Каблуки разбрызгивают кровь, что марает чулки на славных ножках. Вертится юбка цвета мака. Кружится голова. И Тонконогий…
Внезапная тишина.
Хруп-звяк-цок.
«Ты не она».
Ленка открывает глаза. Тонконогий застыл над ней. Богомол в засаде.
«Похожа. Но не Хозяйка».
– Я… – хрипит Ленка. Её вдруг накрывает ужас.
«Не она. Я понял. Кровь другая… Тоже вкусная», – звучит в голове холодное, задумчивое. К порезанной ладони Ленки тянется скальпель-рука.
Но дотянуться не успевает.
Ленка шарахается. И, развернувшись, прыгает во тьму.
***
…Ленка бежала по ночной улице босиком, давно посеяв туфли. На чулках, губах и руках – кровь, глаза выпучены.
Ей повезло. Ей несказанно повезло.
Чернота выхода оказалась иллюзией. Пробив преграду, Ленка вылетела в коридор, на улицу, и понеслась.
Запыхавшись, минут через пять, она обернулась. Не бежит ли сзади он, не видно?..
Его нет. Зато в паре метров:
– Эй, смотрите!
Ленка затравленно оглянулась.
Пятеро парней. Красные повязки на рукавах.
Бригадмильцы.
– Стиляга! Хватай!..
Вскрикнув, Ленка сорвалась с места.
До дома оставался квартал, когда жёсткая ладонь ухватила плечо. Ленка заверещала, пытаясь вырваться.
– Ну, гадина…
– Пусти её!
«Рома», – ошалело поняла Ленка, когда друг, внезапно возникнув на пути, врезал в нос бригадмильцу со всей силы.
Хруст, вопль.
– Бежим!
Они промчались две улицы и остановились.
– Я искал тебя… я хотел… Ох, Елена! Ты упала, ты ранена?! – ахнул друг, разглядев её. Тут красные пятна, там…
Ленка же молча смотрела на него. Кровь, бурлящая от погони и того, что случилось ранее, вдруг толкнула вперёд, и Ленка кинулась на Рому, жадно целуя в губы.
– Ел-лен…
Крепкие руки на талии: сомкнулись – не отодрать. Беготня и Ромина квартира. Вниз летят рубашка, брюки, платье…
Утром, раскрыв глаза, Ленка увидела поднос с завтраком. Рома сидел рядом, на кровати, и водил пальцем по её груди.
Всё, что было вчера, до него, казалось каким-то ненастоящим, смазанным. Будто и не было никогда. Ни Евы, ни пластинки… ни Тонконогого…
Кошмар. Морок. Только и всего.
Ленка скорей притянула Рому к себе. Солнце заливало комнату и сброшенную второпях одежду, на которой…
Ленка окаменела.
Пятна. Кровь.
«Не кошмар. Это… была я?..»
Пальцы судорожно сжались.
Она и правда натравила монстра. Вчера она убила…
– Милая, что такое? Ты дрожишь, – отстранившись, спросил Рома.
Ленка выдавила улыбку.
– Всё хорошо. Наверное… наверное, простудилась. Знобит что-то.
«Вчера ты убила…»