– Господи, Бож… – лишь успел выдавить Мишка, когда тварь молча метнулась вперёд, вгрызаясь в его живот.
Мир стал болью и хрустящей, чавкающей темнотой. Глаза закатились, Мишка обмяк…
И не увидел, как жрущий его монстр вздрогнул, начал было оборачиваться – и вдруг бессильно рухнул, клацнув челюстями.
– Так-так, – сказал кто-то, присев около полуживого паренька. – Господа. Похоже, у нас новенький!
***
В преисподней пахло железками, кровью, по́том. Мишка-мертвяк плавал в смутном забытье, не чувствуя ни рук, ни ног, и лишь далеко, глубоко, подлой занозой в нём сидела нехорошая мысля: это тебе, дурень, передых такой дали, пока черти вилки свои адские натачивают. Это вам не райские кущи с ангелками-херувимчиками. Не заслужил Мишка – бесфамильный, безпортошный – таких почестей. Скоро, ох скоро, вонзятся острия в его хлипкую тушку…
Кажется, прямо под ним была твёрдая, холодная, странно-гладкая земля. Вокруг – то давешний туман, то сизое облако, похожее на дым от махорки.
– А славный пирожочек, – вдруг промурлыкал грудной женский голос. – Мясной, мя-я-яконький…
– Тьфу на тебя, Бэлла! Хватит глазеть! – сразу осадил кто-то. – Банку номер семь, не мешкай!
Тут Мишка застонал сквозь зубы, заворочался. Черти-диаволы городили что-то уж вовсе несусветное. Скоро шкуру драть начнут, а из головы все молитвы выбило. Как защититься?
Только смириться.
– Не смейте, юноша! – мужской голос звякнул железом. – Рано помирать! Бэлла, скальпель!
И Мишка отрубился. А когда очнулся…
Глаза выпучились сами собой. Наверно, со стороны Мишка был жаба – жабой. Чудно́е дело, но на том свете его уложили в кровать и нарядили, как барчонка. Шутка ли, рубаха с кружавчиками – лебяжье-белая и пахучая? Да не как обычно, не по-хитровски смердит, а всё розами, конфектами – хоть в рот бери, соси и жуй!
Перина пуховая, сияет, как первый снежок, а за кроватью – полутёмная комната: шкап, окно, скрытое занавеской с висюльками, кресло…
Мишка резко сел, заметив, что кресло не пустует, и тотчас охнул от тянущей боли в брюхе. Но не успел он задрать рубаху, чтоб посмотреть, как из кресла метнулась тень, что мгновение спустя сменилась чёртом в облике человека.
– Ну-с, юноша? Как себя чувствуем? – спросил он с улыбкой.
В горле пересохло. Мишка мучительно сглотнул, и чёрт, дотянувшись до тумбочки, подал ему стакан – вроде бы с водой.
– Вот. Отпейте немного, полегчает.
Мишка стакана не взял – только глазами луп да луп.
– Не волнуйтесь, юноша, – опять мягче мягкого улыбнулся чёрт.
Мишка не ответил: всё пялился на него, как баран на новые ворота. Подмечал.
Зенки у черта были разные: один глаз голубой, как яйцо дрозда, другой – мёртвый, стекляшка. Одет с иголочки, франтом, хоть на вид и старый: седой, морда бледная, дрябловатая, вся в складочку.
– Не бойтесь, – перехватив его взгляд, сказал чёрт. – Я вам скоро всё объя…
– Пирожочек проснулся! – восторженно вскрикнул кто-то, и Мишка оцепенел, когда рядом с чёртом, прямо из воздуха, вдруг появилась девка: волосья распущенные, соль с перцем – чёрно-белой волной до полу, глаза красные, платье рваное, непристойное, а кожа-то, кожа! Вся синими пятнами!..
– Бэлла, я же просил! – кажется, вспылил чёрт, но Мишка его почти не услышал: синюшная девка раскрыла рот, показав упыриные клыки, и медленно, хищно облизнулась.
– Чур меня, чур! – во всё горло завопил Мишка и, обезумев, мячиком скатился с кровати.
– Куда?! – гаркнули сзади, но поздно: забыв про всё на свете, повинуясь одной чуйке, Мишка с разбегу, плечом, врезался в дверь, что оказалась не заперта.
Влепился в стенку, мимоходом заметив обои в лютиках, и, придерживая брюхо, сиганул по коридору. Влево, вправо, куда спасаться?
Адский домина, похоже, был огромен. Видно, и у чертей свои господа есть. Вот и взяли Мишку – мясного, мяконького – неведомо для чего. Может, для развратных утех, может, просто откушать – как порося!
– Дурень, остановись! Швы разойдутся! – крикнул старый чёрт.
Мишка так его и послушал.
Свернул на полном ходу влево, задел столик с тонкой вазочкой, вскрикнул от боли в животе – и заорал, когда его схватили и подняли над полом сильные руки.
– Чего шумишь? – рыкнул молодой чёрт с лютыми жёлтыми глазищами и встряхнул пленника так, что тот чуть язык не откусил.
От нового чёрта пахло зверьём, в зарослях бакенбард торчали жёсткие, волчьи волоски, а изо рта несло сырым мясом.
– Викто́р, отпусти его!
Но неодолимые руки ещё сильней стиснули хрупкие рёбра Мишки.
– Виктор, я кому сказал?
– А я вам не собачонка, чтоб подчиняться, – едва слышно прошипел Виктор, но Мишка услышал.
Из неприметной дверки внезапно выпрыгнул ещё один – невысокий, похожий на нищего, который дня три бегал по лесу: везде травинки, пушинки, мох.
– Пусти мальца, почто руки распустил? – угрожающе пробасил он. – Не вишь, помирает?
– Пусти пирожочка! – прорычала подоспевшая девка.
– Пирожочек, – тихо, презрительно фыркнул Виктор и небрежно, без предупреждения, отпустил Мишку.
Он упал, приземлившись на бархатистый ковёр. Встряхнулся, бешено огляделся…
Однако спастись не успел.