Вскоре одна из служанок-куколок принесла поднос с угощением: чаем и сайками от Филиппова. Гувернантка взяла чашку, чопорно оттопырив мизинец, поднесла к губам, чуть прикрыв глаза, – тут-то Мишка и ударил силой: тонкая, похожая на светлый дым, она метнулась к девице через стол и вмиг пролезла в щёлку рта. Её не заметил никто, кроме Мишки. Глоток кофея, лёгкая морщинка между бровей – и гувернантка, едва успев поставить чашку, расслабленно обмякла.
– Ой, что это с ней? – вздрогнула Стёпа.
– Да дрыхнет просто, – откликнулся довольный Мишка. У него получилось, получилось!
Стёпа с подозрением воззрилась на него.
– Ты что… ты приказал ей сонных пилюль добавить?
– Ага. Чтоб мы погуляли без хвоста. Или ты не хочешь?
Стёпа аж кулачком его стукнула.
– Глупый! Конечно, хочу!
Мишка ухмыльнулся.
– Тогда айда одеваться.
Спустя десять минут из чёрного хода особнячка неприметно выскользнули два пацана-погодка: серенькая одёжка, бедненькие лапотки, шапчонки на вихрастых головах. Мишка, бодрый и смелый, не боялся вляпаться в неприятности. Времени вполне хватало, чтоб сгонять туда-обратно, пока гувернантка не очухается, опасная нечисть в это время не гуляет – солнце, день яркий, а мелкую он легко отпугнёт – сила, всё-таки! Да и Профессор, в кабинет к которому он забежал и рассказал всё, сперва нахмурился, но потом смягчился, дал добро. Погуляй, Мишель, с девочкой, только недалеко, ладно?
Ладно.
На Хитровку они, конечно, не пойдут. Но есть и другие занятные места.
Они посмотрели, как извозчики поят лошадей, таская вёдра из фонтана, спасли от кошки воробья и вдоволь насмотрелись на пёстрый рынок.
А потом чуть не случилась беда.
– Уф, набегались, – сказала Стёпа, тяжко приваливаясь к забору.
Мишка, привычный к такому, только хмыкнул – и вдруг ощутил холодок, поднявший волосы.
Что-то метнулось по забору, к спине подруги. Быстрое, как многоножка.
– Отойди оттуда!
Стёпа испуганно вздрогнула и отскочила.
– Что такое?
Мишка не ответил, напряжённо разглядывая забор.
Рисунок. Простой, схематичный рисунок по дереву – усатая кошка с когтистой лапой, будто нарисованная дёгтем.
– Ух-ты, – Стёпа шагнула было назад.
– Не трогай! – Мишка загородил ей путь. – Тронешь – сто лет с кожи не сотрёшь, мамка взъярится!
Стёпа остановилась.
– Ну ладно… Ой, смотри, какие там свистульки! Пошли, Мишель!
– Сейчас. Уже иду.
Подруга упорхнула, но Мишка, помедлив, опять посмотрел на забор. Мгновение, и кошка исчезла, уступив детально прорисованному мужскому сраму. Ещё мгновение – и срам, закруглившись улиткой, стал уродливым лицом.
«Бродячая Рожа», – понял Мишка. Та самая, что липнет к людям, которые засыпают вне дома – у стен и заборов, и сосёт из них жизнь.
Только ночами. А сейчас – день.
«Их сила растёт», – вспомнились слова Профессора.
– А мы всё равно победим, – прошептал Мишка, бросая на забор щепотку соли с пеплом из кармана – проверенное средство.
Рожа раззявила рот и, слившись в чёрный сгусток величиной с пятак, исчезла.
– Эй! – донёсся обиженный голосок Стёпы.
– Иду, – откликнулся Мишка.
Всё вроде бы снова стало хорошо. Но внутри, несмотря на победу и бравые слова, несмотря на любимый девиз Пирогова, повторяемый по десять раз на дню, в Мишке цепко, не желая уходить, засело беспокойство.
Чуйка уже не говорила – кричала, что скоро случится что-то плохое, и вряд ли тут помогут простые пепел с солью.
И она, увы, не обманула.
***
На вокзале было шумно, дымно. Пассажиры столичного, недавно прибывшего поезда, только-только начали выходить на платформу. Среди них была и эта пара, шедшая налегке: никаких слуг, никаких чемоданов, зато улыбки на лицах – просто два солнышка. И не скажешь, что из хмурого Петербурга.
Девушка и молодой человек были явно родственниками: кожа и волосы – молоко и мёд, одинаковый разрез васильковых глаз и тонкие черты лица. Одеты богато, но не вычурно, голосом нежны, а меж собой разговаривают – точно сироп сахарный из кувшина в кувшин переливают:
– Ну что, золотце? Как тебе Москва? Так ли красна, как раньше? Так ли… вкусна?
– Уж не знаю, не знаю, золотце… – вздохнула дама, держась за его локоть, и проводила взглядом пробежавшего мимо мальчонку. – Надо проверить.
– Проверим, золотце. Непременно проверим, – перехватив взгляд, с нежнейшей, словно зефир, улыбкой сказал её спутник.
И быстро, как ящерица, облизал губы раздвоенным языком.
***
Изгнание огненного змия обернулось не фиаско, но победой с пребольшими проблемами. Если подумать, такую и победой-то со скрипом назовёшь.
Да, они спасли очередную вдову и развеяли змеиную нечисть по ветру, но Профессор, не дав инициативу молодым, сам первым полез в пекло – и поплатился.
– Кирилл Альбертыч, миленький… – всхлипывала Бэлла, гладя его, бледного, как линялая тряпка, по голове.
– Ещё пирожочком меня назови, – бурчал страдающий Профессор. – Вон с моих глаз!