Буря слов 3

Олесь, жалея хозяина, натаскал в его спальню цветов в кадках и наказал хорошо расти, чтобы сделать воздух, как в девственных лесах. Мишка клял себя за то, что не он подставился под удар, пытался придумать особое, исцеляющее заклинание, а Виктор… Пожалуй, один Виктор не выражал особого беспокойства. Так же то листал книжки с изображениями девиц, то смотрел анатомические атласы. Внимательно так смотрел.

– Мог бы сходить к нему. Проведать! – однажды не выдержал Мишка, застав волкодлака в столовой: он медленно, с удовольствием ел сырую говяжью вырезку.

– А ты мне кто, чтоб указывать?

Вероятно, тут бы они и сцепились – что явно не сулило Мишке ничего хорошего – но тут вовремя нарисовалась Бэлла:

– Пирожок, не хами старшим. Иди, тебя Профессор зовёт.

Мишка с усилием оторвал взгляд от злобного оппонента и развернулся на каблуках. Но он ещё успел услышать, как Виктор спросил:

– Будешь? Мясо, крови полно…

– Нет. У меня скляночка куриной, ещё не выпила.

– А помнишь, до чего вкусна человечья?..

Мишка, уже выйдя за дверь, дрогнул от этого вопроса. Хотел было остановиться, но вспомнил о Профессоре. Он так и не расслышал, что ответила – и ответила ли вообще – Бэлла.

Впрочем, мысли об этом разговоре испарились, стоило войти в спальню, где, несмотря на все ухищрения Олеся, так и пахло мрачной гарью.

– Сядь, ученик.

Борясь с внутренней дрожью, Мишка сел, куда было сказано. Кирилл Альбертович угасал – и не-маг заметит. От этого становилось страшно.

Змей не смог выжечь его дотла, но сумел обратить часть сил, направленных на него, так, что теперь колдовское пламя незримо пожирало Профессора изнутри: день за днём, орган за органом. Как растущая опухоль.

– Я умираю, Мишель. Нет, ничего не говори. Знаю, что скажешь: можно пробовать то или это, попытаться ещё, попросить других магов… Но они не помогут.

Мишка до боли закусил губу. Он знал, что Профессор и его умерший учитель всегда были отщепенцами, держались особняком. В отличие от других – тех, кто старался лишь для себя, пытались отыскать философский камень и много чего ещё – они одни боролись на благо всего города. Никто из их «коллег» не чуял опасности, не читал знаков, не стремился уничтожать нечисть так, как они.

– У меня нет никого, кроме вас. Кроме… тебя, Мишель. Я и мой учитель всегда работали вдвоём, но я… я решил пойти дальше… больше… создать соратников, которые не предадут и будут сильны…

Профессор закашлялся.

– Он был намного сильнее меня, но тоже не был бессмертным. Почуяв смерть, учитель смог зачаровать своё тело и прах, что впитал остатки его силы. Но я не могу так сделать для тебя. У меня… нет таких сил, Мишель.

Мишка вспомнил, что когда-то прах хранился в нескольких бонбоньерках. Теперь же осталась одна. Последняя.

– А мои эксперименты… Ах, Мишель! Я так виноват перед тобой! – в глазах Профессора блеснули слёзы. – Я так хотел провести эксперимент, но не подумал, совсем не подумал, что может статься с тобою, когда меня уже не будет рядом! Со всеми вами!

– Кирилл Альбертыч, не плачьте, не на…

Сухощавая рука схватила Мишкино запястье. Стиснула изо всех сил.

– Учитель был против того, что я предлагал, – лихорадочно прошептал Профессор. – Но я всегда был строптивым. Когда он умер, я поймал всех троих, изменил их, повлиял на них, контролировал их, как мог!..

– Профессор…

– Но они выходят из-под моего контроля. И скоро… Ах, Мишель, прости меня, милый, бедный мальчик… прости, что…

Профессор не договорил, потеряв сознание. Некоторое время спустя он всё же пришёл в себя и позвал Степанидиного отца, с которым долго и страстно разговаривал о чём-то.

А на следующее утро умер.

***

– Горе-то какое, а… – вздохнул Олесь, сидя на шкапу. – Горе-горюшко…

Бэлла, что, поджав синеватые ноги, пряталась в кресле, всхлипнула. Рядом с ней, из фарфоровой кадки, безжизненно свисали желтовато-бурые нити: растения погибли все, разом, стоило лесовику услышать дурную весть.

Кажется, их особняк превратился в склеп.

Мишка, так же сидевший в гостиной, за столом, отложил свои записи и потёр уставшие глаза. Кончина Профессора, любимого и единственного учителя, выбила почву из-под ног. А ещё эти его слова… и тело как-то ломит, мозги туманятся…

«Заболел. Простудился», – подумал Мишка, вспоминая похороны. В тот день шёл противный проливной дождь. Он сыпал и сыпал, будто оплакивая почившего вместе с ними. Суровая, бессолнечная погода позволила прийти на кладбище всем четверым. Там были и родители Стёпы, и множество друзей Профессора из Университета.

«Теперь я твой опекун, Мишель, – сказал отец Степаниды, положив Мишке руку на плечо. – Мне Кирилл Альбертович заботу оставил».

Мишка молча кивнул. Этого следовало ожидать. Но переехать в дом к Стёпе пока что отказался. Нужно было обдумать – хорошенько, с толком и расстановкой – как они все будут дальше.

– Надо на дело идти, – хмурый Мишка повернулся к друзьям. – Уже три дня в ночь не выходили. Надо решить, куда…

– А что, тебя кто-то главным назначил? – громко спросил Виктор, появившись в дверях.