Буря Жнеца. Том 2

– Как-нибудь не собьюсь, – пробормотал он. – Вот только найти бы эту самую дорогу.

Отойдя от дома шагов на сорок, он обернулся, однако не увидел ничего, кроме водоворотов, вздымающих илистые смерчи.

Исчез. Словно он мне лишь привиделся.

Но ведь меня предупредили? Что-то насчет дороги?

«Помни…»

Он заблудился. Снова. Воспоминания покидали его одно за другим, яростные водяные вихри уносили их прочь.

Он опять развернулся и пошел, спотыкаясь на каждом шагу, к чему-то, что уже не мог извлечь из памяти, не мог даже вообразить. Туда, где кончается всякая жизнь? Безнадежный путь, вечный поиск исчезнувшей мечты?

Помни дорогу. Во имя Отца Тени, помни… что-нибудь. Все равно что.

Там, где упали огромные глыбы льда, теперь пробились молодые рощицы. Ольха, топольки, кизил неровным кольцом окружили мертвый город мекросов. За деревьями тянулись луга, там же, где из травы поднимаются метелки мощных колосьев или купы красногубых маков, скрывались могилы, а в них – останки тысяч и тысяч жителей города.

Там и тут все еще возвышались на массивных деревянных опорах остатки домов. Другие здания давно уже покосились и рухнули, рассыпав утварь и мебель по наклонным улочкам. Везде, где только можно, пробивались сорняки и кустарник, а внутренности скелетов бывших зданий усыпали цветы, так что гигантские распростертые развалины поражали теперь буйством красок.

Он стоял, балансируя на упавшем столбе пыльного мрамора, с которого открывался подходящий вид – город слева, неровная граница из зеленеющих деревьев и могил справа. Взгляд его сияющих янтарных глаз упирался в точку на самом горизонте. Уголки большого рта, как обычно, опущены – казалось, эта часть его лица находится в постоянной войне с той радостью, что пылает в глазах. Глаза как у матери, он слышал не раз. Но все же не такие яростные, и это, возможно, тоже было частью дара, полученного им от отца, – как и рот, который, казалось, никогда не улыбнется.

От его второго отца, настоящего. Кровного. От того, кто навестил его, когда ему было лишь семь недель от роду. Пускай в городе мекросов отцом ему был человек по имени Арак Элаль – но существовал и еще один, чужак, пришедший вместе с желтоволосой заклинательницей костей, и это он отдал свое семя Менандор, матери Руда Элаля. Воспитавшие его имассы не привыкли закрывать глаза на подобные истины – и как же Менандор потом проклинала их за это!

«Все, что было нужно, я у Удинааса забрала! От него осталась оболочка, и ничего больше. Других детей у него уже не будет – он лишь пустая оболочка. Забудь про него, сын мой, – он только бесполезный смертный. Ничтожество!» И сын отшатывался от жуткой требовательности, пылающей в глазах матери.

Теперь Руд Элаль вырос, даже мать ниже его на полголовы. Его каштановые волосы – длинные и незаплетенные, как принято у воинов бентракт имассов, – выцвели на солнце. На нем – темно-коричневый плащ из шкуры ранага, на самых кончиках мех светлее. Под плащом – мягкая рубаха из кожи лани. Штаны из оленьей кожи, толще и прочнее. На ногах мокасины до колен из кожи ранага.

Справа на шее шрам – им наградил его в предсмертном прыжке дикий кабан. Кости левого запястья были некогда сломаны и срослись неправильно, узловатые следы переломов виднелись сейчас под могучими сухожилиями. Однако рука от этого не ослабела; более того, она стала даже сильнее правой. Дар Менандор, необычная реакция на любую рану: тело словно стремилось отрастить на травмированном месте мощную броню, чтобы ранение больше никогда не могло повториться. Были и другие переломы, другие раны – жизнь среди имассов нелегка, и пусть они пытались предохранить его от опасностей, он им не позволял. Он жил с бентрактами и, следовательно, был бентрактом. Этот замечательный народ подарил ему свою любовь и свою дружбу. И он будет жить их жизнью, покуда только сможет.

Вот только… он чувствовал, что время это подходит к концу. И не оторвал взгляд от дальнего горизонта, даже ощутив, что она здесь, рядом с ним.

– Матушка, – произнес он.

– Опять имасский, – отозвалась она. – Говори на нашем языке, сын мой. На языке драконов.

На лице Руда Элаля отразилось еле заметное неудовольствие.

– Мы не элейнты, матушка. Эта кровь похищена. И не чиста…

– И тем не менее мы – дети Старвальд Демелейна. Понятия не имею, кто вложил тебе в голову подобные сомнения. Но в них – слабость, а для слабости сейчас не время.

– Сейчас не время, – повторил он за ней.

– Мои сестрицы! – фыркнула она.

– Да.