Буриданов осел

Разве ей не доставляло удовольствия нравиться?

Напротив, однако она научилась подавлять его. Она охотно грелась бы в лучах восхищения, пока не поздно; из благодарности, жалости (и еще потому, что не так-то просто жить без мужа) она когда-нибудь уступит ему, своему начальнику, мужу другой женщины. А то, что последует потом, будет ужасно, ложь перед сослуживцами, взгляд на часы из постели, одинокие воскресенья, отговорки в дни рождения детей. Она не думала об этом прямо, в этом не было необходимости, опыт, дремавший в ней, стал своего рода инстинктом, его не надо было пробуждать, он действовал и так, сковывал чувства, постоянно отрезвлял ее, не давал забыть разочарование.

Впоследствии, когда им доставляло радость вспоминать начало их любви, она часто хвасталась своей первоначальной сдержанностью. Не похоже ли это на расчетливость?

Как ни удивительно, всегда считается более благородным идти на поводу у чувств! Было так: он ей не нравился, потому что она его еще не знала и он еще не проявил к ней того уважения, которое лежит в основе всякой настоящей любви. А если расчет и был при этом, то это был умный расчет, счет, который сходился. Для роста и созревания его любви было достаточно времени: кто знает, что сталось бы с этой любовью, если бы все пошло так стремительно, как ему хотелось. Покупая в половине седьмого водку, он надеялся на приключение, а в четыре утра еще не мог уснуть и встал, чтобы написать ей письмо — для него все сводилось только (или лучше сказать — уже) к одному: добиться ее расположения. Впрочем, он всегда отрицал ее тезис о преимуществах трудного начала, ибо верил в роковую предначертанность их любви: как бы ни развивалось это чувство, они были предназначены друг для друга и все равно оказались бы вместе. Она находила прекрасным и трогательным, что он так думает, но видела все яснее, чем он.

Ведь она принадлежала к другому поколению. Любовь (как и мораль) для нее была проблемой преимущественно практической.