Бусидо. Кодекс чести самурая

Те, кто хорошо знаком с нашей историей, помнят, что всего через несколько лет после открытия японских портов для иностранной торговли, феодализм пал, и самураи лишились своих земельных наделов, получив в качестве компенсации облигации. Также им было даровано право вкладывать эти облигации в коммерческие сделки и предприятия. Возможно, теперь вы спросите: «Почему же они не смогли привнести свою хваленую честность в новые деловые отношения и тем самым положить конец прежним злоупотреблениям?» Те, кто имел глаза, чтобы видеть, не могли унять слез, те, кто имел сердце, чтобы чувствовать, не могли не сострадать участи многих благородных и честных самураев, которые окончательно и безвозвратно потерпели поражение на этом новом и незнакомом для них поприще торговли и предпринимательства в силу недостатка практичности в соперничестве с ловким конкурентом из простолюдинов. Если, как мы знаем, в такой прогрессивной стране, как Америка, восемьдесят процентов фирм разоряются, стоит ли удивляться, что из сотни занявшихся коммерцией самураев едва ли один смог добиться успеха на новом поприще? Пройдет еще немало времени, прежде чем мы признаем, сколь многие состояния были утрачены в попытках применить этику бусидо к методам бизнеса. Но любому внимательному наблюдателю вскоре стало очевидно, что пути богатства не есть пути чести. Так чем же они различаются?

Из трех побудительных стимулов честности, которые перечисляет английский историк и философ Уильям Лекки[90], а именно промышленный, политический и философский, первый в бусидо отсутствовал совершенно. Что касается второго, то он едва ли мог развиться в политическом сообществе при феодализме. Именно в философском, наивысшем, по мнению Лекки, аспекте честность достигла высокого положения в нашем списке добродетелей. При всем моем искреннем уважении к высокой коммерческой честности англосаксонских народов, когда я прошу объяснить, откуда в конечном итоге она происходит, в ответ слышу, мол, «честность – наилучшая политика», то есть честность окупается. Так значит, эта добродетель не несет награду в себе самой. Если честности придерживаются лишь потому, что она приносит больше дохода, чем лживость, то боюсь, что бусидо скорее предпочтет ложь!

Хотя бусидо отвергает правило «услуга за услугу», сметливый торговец охотно его принимает. Лекки очень точно отметил, что своим распространением честность в большой степени обязана коммерции и производству. Как писал Ницше, «честность – младшая из добродетелей», иными словами, она – порождение современного промышленного века. Без этой матери честность была словно осиротевший отпрыск благородных кровей, которого лишь самый развитый ум мог взять на воспитание и взрастить. Такие умы в основном встречались среди самураев, но из-за отсутствия более демократичной и утилитарной приемной матери нежное дитя не смогло расцвести. С развитием промышленности честность окажется легким, нет, выгодным достоинством. Подумать только, еще в ноябре 1880 года Бисмарк разослал циркуляр консулам Германской империи, извещая их о «прискорбном недостатке надежности поставок из Германии, как в отношении качества, так и количества»[91]

. Сегодня мы уже сравнительно мало слышим о ненадежности и нечестности немцев в коммерции. За двадцать лет немецкие коммерсанты усвоили, что в конечном итоге честность окупается. Это открытие уже делают и наши торговцы. В остальном по части взвешенных суждений по данному вопросу я отсылаю к двум современным авторам[92]. В этой связи интересно отметить, что честность и честь выступали гарантиями даже в том случае, когда коммерсант брал деньги в долг. В долговые расписки часто включались следующие условия: «В случае невыполнения обязательств не возражаю против публичного осмеяния», «В случае невыплаты долга можете назвать меня дураком» и прочее в таком же роде.

Я часто думал, не имеет ли честность бусидо какой-то иной, более высокий мотив, чем храбрость. В отсутствие решительного запрета на лжесвидетельство ложь не осуждалась как грех, но порицалась как слабость, а будучи слабостью, считалась исключительно позорной. По существу дела, представление о честности слито с национальным характером, а происхождение этого слова в латинском и германских языках этимологически отождествлено с честью.

VIII

Честь

Представление о честности столь так слито с японским национальным характером, а слово, обозначающее ее в латинском и германских языках, этимологически отождествлено с «честью», что следует ненадолго остановиться для рассмотрения этого качества в кодексе нашего рыцарства.