Бусы из плодов шиповника

Заказчик подписывает такой акт, ставит свою печать, а у нас в производственном отделе только подставляют нолик (так как прописью сумма на таких актах почему-то не пишется). И получается, что работы выполнены не на две, а на двадцать тысяч! То есть скважина практически уже пробурена. Крамолы в этом большой нет, ибо бывает и так, что, пока возятся с бумагами, скважину в «легких породах» действительно успеют пробурить. И тогда уж главное – плановикам подогнать расходы к сумме, указанной в акте, если скважина оказалась дешевле. И подгоняют. Включат в сметную стоимость одну-две якобы использованные «шарошки» с алмазными вкраплениями – вот сумма и подскочит. А буровики этих «шарошек» и в глаза не видели. Бурят старьем беззубым.

Одним словом, «с миру по нитке…», глядишь, тысяч сто, даже сто пятьдесят, по управлению наберется. Или по метрам. Пробурено десять скважин. Ура! Пробурили тысячу метров! А из этих десяти скважин, может быть, только пять нормально действующих, остальные или спроектированы не верно и не дают нужного количества воды, или вообще сухие. А хозяйство деньги платит. Работали – заплати. Вот и перекладываются деньги из одного кармана в другой без толку. Много еще в этом деле «бестолковщины», как говорят буровики.

«А Задумов с плановым отделом дружит. Он их любит. У них же попы со стульев свешиваются. Знатные женщины (из бурового фольклора)!

И они его любят, так как их не заставляют выполнять их обязанности, а именно: ездить по хозяйствам, да подписывать сметы (а дорожки, вы уже знаете какие). А если зимой! Холод к тому же. Да и далеко, не один день пройдет. А мастеру участка все равно ведь ехать в бригаду, ну и сделает крюка километров триста и подпишет».

Но вернемся к нашим баранам. Слово «бараны» прошу воспринимать как точную метафору. Действительно, когда начальник начинал орать, мне казалось, что все как-то тупели. Я не исключаю и себя.

– …Кстати, мне звонили из обкома. Интересуются делами на откормочном комплексе. Что у вас там делается?! Когда воду дадите наконец?! И почему бригада Токмакова в Иркутске?! Вчера в СМУ видел бригадира. С утра уже пьяный был.

В этот раз мне удалось досчитать до двадцати.

– Я буду отвечать по порядку, ладно? Что делается? Пробурена скважина 160 метров. Когда воду дадим? Никогда, по-видимому. И последнее – я бригаду отпустил на отдых на неделю. Они почти полтора месяца не были дома.

– Что?! Да!..

– Я еще не все сказал! Вот вы говорите, а вернее, кричите, что в обкоме интересуются делами на откормочном комплексе? Говорите, что обком курирует это строительство. Что-то никаких кураторов я там не видел. Приезжали, правда, какие-то обкомовские инструктора. Покрутились на газике по деревне. Походили в конторе, кое-что порасспросили, выписали у директора совхоза дешевого мясца и уехали домой.

– Это не ваше дело! Вы должны заниматься своими прямыми обязанностями. Понятно? А если вы не в состоянии справляться с ними – мы вас от них освободим.

Мне стало все безразлично и скучно как-то. «А какое было прекрасное утро».

– Нам не нужны такие мастера!

«Конечно, вам нужны послушные марионетки. И меня вы таким видели. «Незавершеночки», метры для плана, ничегонетребование. На «работяг» рукой махнуть. «Пьяницы. Права голоса не имеют. Пусть пашут. Ты с ними построже», – вспомнил я наставления Задумова.

– Каждый берется учить! Здесь вам не мраморные ступени Зоологического института, откуда вас выперли. У нас люди по земле ходят. И грязи не боятся! Это там вы три года в аспирантуре ничего тяжелее авторучки не держали, а здесь, если надо, то и кувалдой и лопатой поработать придется.

«Начались бабские штучки. Демагогия», – подумал я, пробуя досчитать теперь уже до ста.

– Вы можете нам конкретно сказать, когда вы наведете порядок на откормочном комплексе? Работать, работать надо, а не болтать!..

После этих слов я почувствовал, что уже никакие тормоза меня не сдержат…

Но это вы уже знаете.

* * *

Я проработал в СМУ «Водстрой» три года и три месяца, из которых два последних – мастером участка. Когда я работал в бригаде, я был подальше от управления, поближе к земле. И поменьше знал о делах и делишках. О людях и людишках. И это было лучше для меня. Ибо известно, что умножающий знания – умножает печаль свою. Разное бывает знание. Иногда изнаночное… И разная бывает печаль от этого…

До прихода в СМУ я почти три года – опять эта фатальная цифра три – проучился в аспирантуре в Ленинграде, где почти действительно «тяжелее авторучки» ничего не держал, отвык от многих реальных вещей. И я благодарен буровой за вселившееся в меня ощущение своей необходимости и нужности дела, которое тянешь. За вернувшуюся силу рук. За трудно приобретенную уверенность в том, что я многое – если не все – могу.

Квартиру я так и не получил…

А начальника перевели начальником же в другую, вновь организующуюся контору…

Теперь он занимается охраной воздуха от вредного воздействия промвыбросов. Того самого воздуха, которым мы с вами дышим…

Опять я оказался камнем, выпущенным из пращи и свалившимся в теплое застойное болотце.