Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Но эта выморочная, нервная чудачка, последняя в роде, обладает непонятными силами и по-настоящему опасна. Пытаясь всё-таки вызволить пропавший вексель, герой посылает к Сусанне своего брата. Тот возвращается только ночью, сконфуженный — с ним произошло то же самое. Когда брат решается навестить её ещё раз, он обнаруживает полный дом гостей, весь цвет дворянства губернии, и в том числе самого героя, который вместо того, чтобы уехать, оказывается там — то есть засосан в «тину» уже всерьез.

В чём же загадка притягательности Сусанны? Герои сами приходят к выводу, что несмотря ни на что, она ярче, сильнее, интереснее всех вокруг. ‹…›

Физически и психологически Сусанна, несомненно, представляет собой точный, натуралистической портрет ‹…›. Более того, в высказываниях Сусанны о преимуществах русского языка при желании можно увидеть злую и похожую карикатуру на модную эмансипированную московскую еврейскую барышню, любительницу русской литературы с курсов в Герье. ‹…›

…Чехов при написании рассказа опирался на распространенное мнение антисемитского свойства; в первую очередь, рассказ проецируется на популярнейшее обвинение, что евреи спаивают русский народ: отвратительная, богатая, нечестная Сусанна — наследница винно-водочной торговли.

Это обвинение прочно вошло в русское сознание ещё в 1860–1870-е годы через народническую, антикапиталистическую литературу. В 1880-х его подхватывает антисемитская правая пресса, возглавляемая «Новым временем». ‹…›

В сущности, и главная идея рассказа — тайна притягательности героини — соответствует недавно тогда лансированному мнению, высказанного в 1880 году в «Новом времени» Сувориным в знаменитом фельетоне «Жид идет». Это идея о том, что евреи сильнее, живее и талантливее русских и поэтому их надо сдерживать, а то они уже проникли во все важные сферы русской жизни.

В чеховском отвращении к героине просматривается еще более консервативная идея, типа тех, что выражал князь В. П. Мещерский, ультрамонархический издатель националистической газеты «Гражданин», что евреям не надо давать ассимилироваться, что патриархальный и религиозный еврей представляет меньшую опасность, чем русифицированный космополит, потому что он менее социально мобилен и сфера его влияния традиционно ограничена.

Чехов и к своим новейшим, «с живых списанным» героям применяет извечные антисемитские стереотипы, тонко их зашифровывая. Очень важна тема денег: евреи любят деньги. Сусанна вся в векселях и не хочет по ним платить. Даже шкаф с векселями у неё не хочет открываться, жалобно скрипит. Затем, еврей — предатель. Сусанна обманом завлекает и губит. Здесь характерно её имя: библейская Сусанна — невольная соблазнительница. Библейская аллюзия скомкана и намеренно неточна, на самом деле героиня должна бы — по роли своей — быть Юдифью, завлекающей любовью врага своего народа, чтобы погубить его. Именно на обезличивающую связь Сусанны с её генеалогической линией указывает говорящая деталь: Сусанна сидит в дедовском кресле, её не видно в нём — виден только нос. ‹…› Эта гоголевская реминисценция вдруг внезапно и тревожно напоминает о маскулинности, скрытой под внешностью секс-бомбы.

Дальше это впечатление усиливается. Она одета в слишком просторный шлафрок, сидит, потонув в дедовском кресле — как бы наполняя собой мёртвые, традиционные, дедовские, шейлоковские формы и схемы. Она только «наследница», только звено в цепи «дедов», и по сути является их агентом. В конце рассказа герой в гостях у Сусанны, когда его замечает там шокированный брат, уже оживлённо разговаривает с каким-то старым евреем — через Сусанну он втянут в круг собственно еврейских интересов. И, наконец, бледная жасминная Сусанна, конечно мертва, хотя в качестве сексуального объекта она привлекательнее живых.

Это выход на один из центральных мифов европейской культуры — миф о любви к мертвецу, воскрешающий первобытные страхи и магические поверья; но мертвец, демон не имеет пола, он вступает в сексуальные отношения, притворяясь то мужчиной, то женщиной, и неизменно губит. Так отрицается женственность героини. Её называют «чертом», в мужском роде.

В рассказе пунктиром намечена готическая тема, подготавливающая такое «демоническое» истолкование героини: когда крышка шкапа поднимается, шкап гудит, и мелодия напоминает Эолову арфу, Сусанна говорит: «У меня здесь подземные ходы и потайные двери». В тексте это сигнал, что скоро сатанинская природа хозяйки выйдет наружу. Дьявольщины в рассказе очень много, сигнализируют о ней клички «ведьма», «царица Тамара», выражения типа «порывистость анафемская».