Человек и его тень

Уехав из горной деревни, он словно потерял душу. Потерял там старину Чжантоу. В общем-то потерял там и Цю Вэнь и Дун Дуна. Он оставил там все: построенный своими руками от первого до последнего камня дом, пятизубые навозные вилы, корзину, которую носил на спине, мотыгу, шляпу из соломы и керосиновую лампу, первую утреннюю трубку, рисовую кашу со сладким картофелем и листьями вяза на завтрак… Цю Вэнь и Дун Дун согревали старость этого «молодого» ответственного работника. Цю Вэнь и впрямь была прекрасной вечерней зарей, светившей ему, он оставил эту зарю там, где над горами облачная дымка, где щедро растут персиковые деревья. Заря распрощалась с ним, уходя вдаль, уходя и затихая, словно песня, которую пела Вэнь Цзи, прощаясь с родиной. Осталась лишь машина с пекинским номером, и чем дальше, тем все быстрее вращались ее колеса. Дун Дун? Когда же Дун Дун сумеет понять его? Когда же Дун Дун сможет понять его правоту? Для Хай Юнь, матери Дун Дуна, для нее, крошечного трепетного белого цветка, раздавленного на дороге, все, что произошло, было бы вполне естественным. Но он тянулся к Дун Дуну, Дун Дун был для него сверкавшей за горизонтом далекой, крохотной, еще не разгоревшейся звездой. Эта звезда когда-нибудь посветит и ему. Он хорошо понимал свой интерес, интерес старого человека к молодому поколению, свое чрезмерно пристальное внимание к тем, идущим вслед за ним, кому досталась слишком хорошая жизнь и которых он хотел бы предостеречь, понимая, что все его неустанные попытки сделать это останутся не только безуспешными, но и принесут вред. Поэтому-то он лишь молча наблюдал за Дун Дуном, который не хотел даже носить его фамилию. Он чувствовал беспокойство и тревогу по поводу идеологических заблуждений Дун Дуна, хотя и знал, что требовать от юноши, чтобы он ни в чем не заблуждался, значит требовать, чтобы юность не была юностью, да и что требовать от молодого поколения, выросшего во времена шиворот-навыворот, во времена беспорядков и неразберихи, от поколения, которое довольно долго водили за нос, которое жило среди сомнений и ярости. Но Дун Дун перешел всякие границы. Он, отец, надеялся, что сын сумеет понять ход истории, сумеет разобраться в происходящем, сумеет понять страну, понять крестьян, занимающих в населении Китая исключительное место. Он надеялся, что сын не пойдет по кривой дорожке. Он думал: сын сумеет понять, что некоторые заблуждения, развиваясь, неизбежно приводят к гибели и самого заблуждавшегося, и других, и государство.