Он солидно возвышался в машине, расположившись — деревенская манера — так, чтоб не занимать по отношению к шоферу особое, не в ряду с ним, место. Теперь любые места, которые он занимал, одинаково достойны и пристойны. Однако все было несколько иначе лет десять тому назад, когда он уезжал из деревни, а Цю Вэнь и деревенские родственники толпились вокруг, провожая его. «Старина Чжантоу, приезжай-ка еще раз!» — говорит, поглаживая бороду и сощурив в улыбке глаза, Шуаньфу, его старший брат. Невестка, растрогавшись, вытирает слезы, смотрит на него из-под руки. Но солнце еще стоит низко, и этим жестом она только выдает сверкающее в ее глазах любопытство. В глазах Цю Вэнь, в глазах, повидавших многое, словно скопивших всю печаль человеческих дней, появляется выражение ожидания и отрешенности. Их прощание было тяжелым. Их прощание было заурядным. Теперь, сказала она, они еще смелее пойдут своими собственными дорогами. Разными путями-дорогами! Неужели это один и тот же человек, заместитель начальника отдела Чжан Сыюань, разъезжающий в ЗИМе, под светом ярких фонарей по центральным улицам города, застроенным многоэтажными зданиями, и тот сгорбленный, согнувшийся под корзиной с овечьим пометом старина Чжантоу, идущий, стиснув зубы, по неровной горной тропинке? Каким образом старина Чжантоу в мгновение ока превращается в заместителя начальника Чжана? А заместитель начальника Чжан в мгновение ока становится стариной Чжантоу? Вот что интересовало его. Или он уже и не заместитель начальника Чжан и не старина Чжантоу, а лишь собственно Чжан Сыюань? Что же остается от Чжан Сыюаня помимо слов «заместитель начальника» и «старина»? Много ли в них толку? Стоит ли этим словам радоваться? Стоит ли искать их смысл?
Цю Вэнь говорила: «Постарайтесь стать хорошим работником, нам нужны такие, мы надеемся на таких работников… от всего сердца говорю — от вашей работы зависит все». Она говорила не торопясь, с легкой улыбкой, в ее голосе не было печали, она говорила спокойно, сердечно, участливо и с такой уверенностью, словно была старшей сестрой Чжан Сыюаня, словно успокаивала расхныкавшегося младшего брата, не сумевшего запустить собственноручно смастеренного бумажного змея и от этого пустившегося в слезы, хотя и была моложе Чжан Сыюаня всего лишь на три года! Ведь, по правде говоря, старине Чжантоу скоро стукнет шестьдесят. Человек под шестьдесят в его окружении все еще считался «молодым и энергичным». О древний Китай, о вечно цветущее Срединное царство! Эти годы, «годы молодости и энергичности», все-таки ставили свой предел делам человеческим, словно цифры на аппарате для измерения кровяного давления, хотя верхняя их граница поднималась все выше и выше. Когда-то давление в 140 считалось серьезным недомоганием, а теперь и давление в 200 не дает возможности отдохнуть.