Челтенхэм

Он пробежал взглядом цифры технических характеристик. Еще странней, еще чуднее, как писал поэт. Вот почему этих звездных врат никто и никогда не засекал – все входы и выходы скелетники проделывали на «холодном треке», инерционном отрезке, не читаемом обычными приборами. Минутку, минутку, а как такое вообще возможно? Какая же сила переправляла хищные ладьи жуков-викингов туда и обратно? Нет таких технологий на сегодняшний день!

Ладно, хорошо (на самом деле совсем не хорошо), пусть так. Но в любом случае включали же эти бандиты двигатель, на трассу как-то выходили? Почему же до сих пор никто не заметил их бесчисленных стартов? На планете же полно наблюдателей!

Живи Дин в другом столетии, он бы непременно театральным жестом хлопнул бы себя по лбу. Эх, Аким-простота, да ведь здесь же карантин, вокруг Тратеры не то пять, не то шесть обходных порталов, круглые сутки идет перекидон линейных стотысячников, кто же отличит? Листья лучше всего прятать в лесу – да, искрит где-то там, но кому же в голову придет лезть проверять? Тут важно другое – кто-то назубок знает расписание всех рейсов, если только не хуже – у него доступ ко всему диспетчерскому оборудованию. Вот Скиф-то удивится, мелькнуло в голове у Диноэла, он-то копался-копался в скелетниковских ходах-переходах, плюнул и бросил, а тут такое.

И вот на этом месте чувство опасности, которое, как казалось Дину, безнадежно заснуло, вдруг ожило, да так решительно, так прострелило от желудка к горлу, что бездумный контактерский инстинкт отколол штуку, на мгновение затмившую все доводы разума: даже не привстав со стула, Диноэл с силой шарахнулся вбок, еще в воздухе оружие будто само прыгнуло ему в руки, и, когда он с разворотом грянулся плечом и спиной о паркет, оба «клинта» уже с мрачной готовностью смотрели в сторону окна на противоположной стороне галереи. Стул с грохотом отлетел в сторону и, задрав ножки, доехал до первых ступеней лестницы.

Было тихо, только с улицы слабо доносился шум проезжающих повозок, да на кухне Алекс звякала посудой. Дин лежал, не опуская пистолетов. Интуиция говорила: ты заступил за красную черту – самое время тебя убить.

Вот оно что. Скиф нашел каскад скелетниковских порталов – все, кроме последнего, исходного. Бросил дело на полпути, отозвали его, послали на Гестию. Похоже это на Скифа? Нет. А если все-таки нашел? Если он знает? Скиф всю войну проработал в кромвелевской группе «охотников за артефактами». Кромвель вывез на Тратеру пятьдесят тысяч ученых и инженеров. Сотни тонн оборудования. Портал. Человек в австрийском камуфляже на берегу Тимберлейка. Этот же офицер в Челтенхэме. Джон Доу в курсе самых закрытых тем Контакта. Диноэл остекленело уставился на свои «клинты», медленно опустил и аккуратно вернул взведенные курки на место.

Вдруг ни с того ни с сего он вспомнил заходящий на него в пике кромвелевский «восемьдесят седьмой» – силуэт из двух черных крестов, поставленных рядом, с высоким ромбом кабины между ними, на стекле которой сверкало солнце, и такое же солнце на ребрах обтекателей, и истошный вой сирены, и мысль о том, что вот она, смерть, кончено, точка… Ему даже пришлось потрясти головой, чтобы отогнать это видение.

«Господи ты боже мой, Скиф и есть Джон Доу. Мой друг, – подумал Дин, – не стал ждать, пока начальство прозреет, а человечество осознает. Он взял инициативу в собственные руки. Он посвящен в тайну челтенхэмского портала – возможно, еще с войны. Это он стоит на той фотографии. Ему и потребовался зед-куб. Он станет начальником Управления. Он договорился с Ричардом, за тратерское золото купил сенатора, написал тот самый доклад. Что же он задумал? Спасает род людской, сукин сын».

Интерлюдия

Итак, еще раз. Можно ли считать Скифа человеком? Не знаю. Не берусь судить. С одной стороны, он был существом чисто биологическим, а вовсе не «ходячей железякой», как его иной раз обзывали. С другой стороны, будучи выращен искусственно и выращен машинами, он в немалой степени был накачан тем, что с некоторой натяжкой – специально для земных понятий – можно было бы назвать наноэлектроникой, то есть как раз тем, что пыталась создать и внедрить в живые организмы Мэриэтт и сотни других нейрокибернетиков в своих лабораториях. Правда, лаксианские технологии в немалой степени отличались от земных и опережали их на много тысяч лет. В любом случае Скиф был для Мэриэтт идеальной моделью, достойной самого тщательного изучения – чем она однажды и занялась, – но это уже тема другой истории. Как бы то ни было, все россказни о том, что у Скифа за ухом, или еще где-то, разъем для контакта с компьютером – сущая чепуха. Увы, подобные байки гуляли даже по самым высоким коридорам власти, и свою порцию ксенофобии Скиф получил в полной мере.

Почему загадку Базы и скелетников пытались разгадать многие, а разгадал один Скиф? Он бы сам ответил, что-де сотни лет яблоки падали с яблонь, и сотни людей это видели, а многие испытали и на собственной макушке, но задумался над сутью происходящего только один человек.