Черные листья

— Такие люди покоя не знают, — заметил, глядя на Бродова, Платонов. — Отними у него его дело, и он зачахнет.

Бродов опять передернул плечами, теперь уже выказывая явную досаду. Что за спектакль? И что тут за учреждение — городской комитет партии или коллегия адвокатов? Батеев, Батеев, Батеев… Ему, Бродову, хотят что-то внушить? Или хотят его разжалобить?

Он вдруг всем корпусом повернулся к секретарю райкома Антонову и неожиданно спросил:

— Вы — горняк? Костров говорил, что вы работали начальником участка…

— Правильно он говорил.

У Антонова был густой, очень низкий голос. Небольшие черные глаза смотрели на Бродова пытливо, изучающе и, как показалось Арсению Арсентьевичу, не совсем доброжелательно. Невысокого роста, с виду даже слегка болезненный («Что-то, наверное, с легкими», — почему-то подумал Бродов), он обладал, видимо, большой внутренней силой. Казалось, этот сравнительно молодой еще человек, прожив богатую и, пожалуй, нелегкую жизнь, настолько научился в жизни отделять добро от зла, что ему не составляло никакого труда мгновенно определить, кто из людей чего стоит. Бродов даже неловко поежился от пристального взгляда Антонова и опустил глаза.

— Правильно он говорил, — повторил Антонов. — Я действительно работал начальником участка. И в свое время мечтал о таком вот чуде, как «УСТ-55». — Он медленно, как-то устало, провел широкой ладонью по своей густой, иссиня-черной шевелюре, потом добавил: — Знаете, о чем я сейчас думал, товарищ Бродов, слушая вашу речь о партийной ответственности? Если бы мне сказали, что я не на жизнь, а на смерть должен с кем-то драться за батеевскую идею, я вступил бы в эту драку, ни мгновения не раздумывая. Хотя бы и знал заранее, что мне основательно помнут ребра.

— Вы готовы были бы вступить в драку и с советскими законами? — жестоко спросил Бродов. — И даже с установками партийных органов высших инстанций?

Антонов лишь мельком взглянул на него, губы его дрогнули в критической улыбке, но он промолчал. А Платонов заметил:

— Немножко запрещенный прием, товарищ Бродов. Василий Семенович имеет в виду совсем другое.

Бродов взглянул на Платонова. Платонов сидел к нему вполоборота, и Бродову бросились в глаза его высокий лоб и часть тяжелого подбородка, полуприкрытого длинными, точно у пианиста, нервными пальцами. Лицо показалось не то застывшим, не то напряженным. И только через какое-то время, когда Платонов к нему повернулся, Бродов увидел его глаза. И поразился. Ничем они были не похожи на глаза Евгеньева или Антонова, но в то же время Бродов мог поклясться, что в них страшно много общего. То же, как ему показалось, упрямство, та же уверенность и, несмотря на напряженность, — то же необычное и непонятное Бродову спокойствие. «Мы ведь единомышленники», — почему-то вспомнил он слова Евгеньева. Вспомнил и подумал: «А кто для них я? Чужой человек? Они видят во мне врага? И на кой черт я сюда явился? «Единомышленники»! Голову даю наотрез, что эти двое — Платонов и Антонов — оказались здесь не случайно. Сценарий был разработан заранее. Навалимся, дескать, на товарища Бродова скопом, придавим его, и он наверняка подымет лапки кверху… Плохо вы знаете товарища Бродова! В трудную минуту товарищ Бродов умеет показать зубы…»

Он демонстративно отвернулся от Платонова и секретаря райкома — будто решил их вообще не принимать во внимание — и обратился к Евгеньеву:

— Печально, что мы не находим с вами общего языка, Георгий Дмитриевич. Печально потому, что, как мне кажется, вы не совсем понимаете сложности вопроса. И недооцениваете своей ответственности. Если вы не против, давайте закончим нашу дискуссию. Но прежде я хочу задать вам последний вопрос: вы не намерены дать указание, хотя бы временно, прекратить испытание «УСТ-55»? По крайней мере, до тех пор, пока судьба установки будет решена компетентными организациями?

— Нет, — твердо ответил Евгеньев. — Наоборот, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы стадия испытания закончилась как можно быстрее… Собственно говоря, то, что сейчас происходит, вряд ли можно назвать испытанием. Это скорее доводка механизма до нормы.

— Ну что ж, вольному воля, — Бродов встал и вышел из-за стола. — В таком случае разрешите откланяться. Весьма огорчен, что не смог вас убедить. Поверьте, сделать я это хотел больше из дружеских чувств, чем по обязанности.

— Мы очень вам благодарны, — улыбнулся Евгеньев. — Кстати, догадываясь, видимо, что вы к нам заглянете, Зиновий Дмитриевич Грибов переслал сюда телеграмму на ваше имя. Кажется, из министерства. Вот, пожалуйста…