Черные листья

Он протянул Бродову нерасклеенный бланк телеграммы, и тот, надорвав склейку и еще не читая, а только увидав в конце фамилию начальника своего управления, сразу же испытал чувство страха, которое невольно заставило его снова присесть и на мгновение закрыть глаза, чтобы кое-как собраться с силами. Почему он испытал это чувство, Бродов объяснить не мог, но в том, что над ним сейчас нависла какая-то беда, Арсений Арсентьевич нисколько не сомневался. Ему не хотелось, чтобы чужие люди догадались о его состоянии, и он решил немедленно уйти и прочитать телеграмму после, когда останется один, но заставить себя подождать несколько лишних секунд Бродов был не в состоянии. И, держа телеграмму в заметно вздрагивающих пальцах, он прочитал:

«Немедленно возвращайтесь Москву, вам надлежит представить Министру исчерпывающую информацию о положении дел со струговым комплексом «УСТ-55». Свяжитесь с Батеевым, его присутствие совещании Министра крайне желательно».

Глава девятая

1

У Кирилла был свой небольшой кабинет, окно которого выходило на шахтный двор. На одной стене висела схема шахты с оконтуренным черной тушью его участком, на другой — репродукция с картины Касаткина «Шахтер с лампочкой». Повесил ее тут Тарасов.

Как-то они разговорились с Кириллом об условиях работы в шахте, и Каширов, не питающий никакой симпатии к секретарю парткома и никогда не пропускающий любой возможности чем-нибудь его уколоть, сказал:

— На словах, Алексей Данилович, мы куда какие заботливые руководители. Кричим «Забота о благе людей — наша священная обязанность! Все для народа!» Кричим ведь так?

— Делаем так, — спокойно ответил Тарасов.

— Нет, мы просто успокаиваем свою совесть тем, что думаем, будто все время о ком-то заботимся. А на деле… — Кирилл усмехнулся. — Да вы и сами знаете…

— Кого вы подразумеваете под этим «мы»? — спросил Тарасов. — Государство? Партию?

— Ну, я не знаю… Пожалуй, таких глубоких обобщений делать я не собирался, — ответил Кирилл. — Я имею в виду руководителей калибром поменьше. Начальников комбинатов, например, работников министерства, директоров шахт, секретарей парткомов. Да и начальников участков тоже. Ну скажите, что мы, все вместе взятые, сделали для наших рабочих, хотя бы за последние пять-шесть лет? Да ничего! Пыль шахтеры глотают? Глотают! Мокрые от воды и пота ходят? Ходят! Пупки зачастую надрывают? Надрывают… Или я сочиняю, Алексей Данилович?

Тарасов ничего ему тогда не ответил. Посмотрел на него долгим взглядом, покачал головой и молча вышел. А на другой день принес вот эту самую репродукцию и своими руками повесил на стенке. Кирилл в это время сидел за столом и удивленно смотрел на секретаря парткома. Потом спросил:

— Чем я обязан столь дорогому подарку, Алексей Данилович? Высшее руководство шахты решило меня премировать?

Тарасов улыбнулся:

— Нет, Кирилл Александрович, это не подарок. Мне просто хотелось бы, чтобы вы иногда смотрели на эту картину и хотя бы изредка задумывались: что же все-таки сделали государство и партия, а следовательно, и все мы, вместе взятые, для наших шахтеров. Вы понимаете мою мысль? Взгляните на этого углекопа, похожего скорее на пещерного человека, чем на рабочего. Всмотритесь в черты его лица. Обездоленность, забитость, безнадежность… У каторжника больше было надежды когда-нибудь увидеть настоящую волю, чем у этого бедняги… Или я сочиняю, Кирилл Александрович? Может быть, Лесняк, Селянин, Кудинов или кто-нибудь из их друзей похожи на этого шахтера с лампочкой?

Кирилл засмеялся:

— Отличный метод воспитания патриотических чувств! Очень вам благодарен, Алексей Данилович. Теперь я безусловно все понял и ни единым словом не стану что-либо порицать. Ведь перед глазами наглядная картина: так было. За окном — так есть. В общем, товарищ секретарь парткома, считайте меня полностью перевоспитавшимся…

Он, как обычно, иронически над всем подсмеивался, но, как ни странно, все же очень часто подходил к репродукции и подолгу смотрел на углекопа, разглядывая изможденное, с потухшими глазами лицо, какую-то отрешенную фигуру, в которой действительно было что-то обреченное и придавленное. «Да, так было, — тихо говорил Кирилл. — Так действительно было… И никто из нас не имеет права ничего забывать. Ворчим, ворчим, а оглянуться назад не желаем… Черт подери, Тарасов все-таки умный мужик, умеет вовремя вправлять мозги…»