Черные листья

Разве высшее образование, говорил Павел, необходимо только для того, чтобы занимать соответствующую должность? А если ставить вопрос так: каждому человеку необходимо совершенствоваться, потому что человек, не обладающий нужным запасом знаний, не будет обладать высокой культурой и тем самым обкрадет самого себя. Нет, Павел не думает, будто кто-то, кому не довелось закончить вуз, человек обязательно примитивный, но ведь ему куда труднее разбираться во многих вопросах, которые не раз и не два поставит перед ним жизнь. И еще: горняк, строитель, электрик — да мало ли сейчас подобных профессий! — сталкиваются с необходимостью изучения все более сложных машин. И будут сталкиваться с этим все чаще и чаще. Разве плохо, если такими машинами будут управлять горняки, электрики и строители с высшим образованием? Разве затраты, которые понесет государство на то, чтобы дать этим людям высшее образование, не окупятся?

Костров спросил:

— Как, по-твоему, Павел, Шикулин — хороший машинист комбайна?

— Очень! — не задумываясь, ответил Селянин. — Машинист самой высокой квалификации.

— А ведь он окончил лишь краткосрочные курсы. И государство понесло значительно меньшие расходы, чем на тебя, хотя ты даже не машинист. Этот факт не наталкивает тебя на кое-какие размышления?

— Вы хотите сказать, — спросил Павел, — что те средства, которые на меня израсходовало государство, не получают отдачи?

— Я хочу сказать, что совершенствоваться можно не только через институт. Но если уж ты пожелал стать инженером, то и готовить себя надо именно к этой работе. Иначе игра не стоит свеч…

Потом Костров еще долго убеждал Селянина перейти на работу, которая не будет связана с физическим трудом. Он говорил, что Павел ничего материально не потеряет, — дирекция об этом позаботится, — что шахта нуждается в специалистах с высшим образованием и ему, Кострову, как директору шахты, хотелось бы в будущем видеть в Селянине именно такого специалиста.

Павел вежливо, но наотрез от предложения Кострова отказался.

— Я хочу получить настоящую закалку, — сказал он Кострову. — Шахта — это тоже мой институт. Когда я смогу работать на комбайне так, как работает Шикулин, когда освою проходческое дело, как его освоил Хлебников, когда в любое время смогу заменить взрывника, энергетика, механика — тогда можно будет думать о чем-то другом. А сейчас я ни на что другое и не способен.

— Но ты ведь ничего другого и не пробовал, — сказал Костров.

— Пока нет. Не хватает времени. Но потом наверстаю…

Вот этого Шикулин понять никак не мог. Он что, не совсем нормальный человек — Павел Селянин? Разве нормальный человек, такой, скажем, как сам Шикулин, отказывается от сладкого пирога, если ему его предлагают? Вкалывать простым рабочим очистного забоя, когда тебе на блюдечке преподносят должность помощника бригадира! Да еще и обещают: а потом — бригадир, а потом — инженер шахты! «А сейчас я ни на что другое не способен…» Это он-то, Пашка Селянин, ни на что другое не способен? А кто же тогда на другое способен?..

Нет, что ни говори, а Селянин все-таки человек малость чокнутый. Ему — слыхали? — совершенствоваться надо. А что это, извините, за штука такая — совершенствование? У Кости Хлебникова жинка, горе горькое его, морду разукрасит так, что любую артистку за пояс заткнет: ресницы из синтетики прилепит, темноту под глазами наведет, будто три упряжки подряд из лавы не вылезала, на голове — терриконик с дымом, со щек пудру соскобли — полведра, небось, наберется. Костя Хлебников — знатный проходчик, скромняга, трудяга — чуть не плачет: «Чего ж ты позоришь меня, Катенька, мне ж из-за твоего актрисного виду людям в глаза глядеть стыдно». А она: «Ничего ты, Костик, не тумкаешь, я обыкновенно, как все культурные женщины, совершенствуюсь…»

Ну, Катька Хлебникова пускай себе совершенствуется, ей-то по дурости и простить можно. А Селянин? На какой такой основе он-то совершенствоваться будет? Да еще и такое: он, видите ли, и на комбайне должен работать, как Шикулин, и в проходческом деле самому Хлебникову не уступать, и энергетика заменить при необходимости, и механика — вон ведь на какую высоту человек взлететь задумал! А, спрашивается, для чего?

Да, непонятный он все-таки человек, этот Селянин. Не совсем понятно Шикулину и другое: почему к Павлу тянутся люди? Лесняк за Селянина — горой, Тарасов в Павле души не чает, Руденко, обидь кто-нибудь Павла, башку за него расшибет, да и сам Шикулин чувствует, как его притягивает к Павлу неведомая сила. Что это за сила — Шикулин не знает, часто даже противится ей, поскольку втайне завидует: он, знатный машинист комбайна, ничем подобным не обладает, а вот рабочий очистного забоя фигура, по мнению Шикулина, малозаметная — поди ж ты, что-то в этой фигуре, оказывается, есть…

3

В лаве неожиданно пошла порода — и Шикулин, и Павел, находившийся в это время рядом, поняли, что приблизились к ложной кровле. Шикулин остановил комбайн, крикнул: