Черный горизонт. Красный туман

Одновременно Каетан почувствовал вину. Он ранил дерево. Оно росло тут, красивое и спокойное, а он пришел с чужой магией, выпустил ему внутренности, отломал руки-ветки. Он – плохой человек и служит плохим людям, которые приказывают ему уничтожать красоту и естественный ритм природы. Плохой…

– Стоп, зараза, стоп! – Он закусил губу почти до крови. Боль заставила сознание мыслить трезво, позволила вернуться к действию. Знал, что это йегерский требушет продолжает излучать депрессию, и понимал, что ему необходимо действовать быстро, поскольку в конце концов он может и уступить силе балрогов.

Он встал, машинально проверив, не слишком ли много мха придавил задницей. Красивого, зеленого мха…

– Стоп! – прошипел он. Снова пришлось поддержать себя мантрой.

Дыши. Успокойся. Помассируй виски. Пробормочи психологические формулы, усиливающие хорошее настроение. Мох – не главное. И не береза. Успокойся. Действуй.

Он действовал.

Упаковал ненужные вещи в рюкзак, оставив тот под соснами-близнецами. Снял оружие с предохранителя и двинулся к вершине холма, за которым до этого времени и прятался. Потом с четверть часа шел краем леса, продолжая, однако, скрываться под защитой деревьев. Нашел подходящее место для нападения. С помощью пантографа Каетан мог заблокировать защитные системы лагеря или уничтожить какой-нибудь его элемент, но чтобы полностью очистить пространство, придется атаковать лично.

Он прекрасно чувствовал, как приближается к лагерю йегеров и к их машинам. Вдруг начали болеть глаза. На самом деле это был сигнал, что болит мозг. Что волна депрессии, возбужденная в мозгу требушетом самоубийц, и магия оптимизма, которой он постоянно себя накачивал, сражаются за его мысли и чувства. Что за доли мгновения фрагменты его сознания то проваливаются в бездну отчаяния, то возносятся к вершинам радостной эйфории, словно бы он дышит чистым кислородом.

Но одновременно его сознание, то «я», что управляло телом, выполняло задание, просчитывало варианты – оно оставалось в состоянии стабильного, легкого возбуждения, что сопутствует минутам перед боем.

Он действовал.

И была боль в глазах, дающая знать, что за сетчаткой, там, куда уходят окончания зрительных нервов, в глубине черепа, буйствует шизофрения, тактирующая приступы депрессии и радости в ритме не дней или недель, а в такте миллисекунд.

Он действовал.

Нашел место, достаточно удаленное от базы йегеров, километра на полтора. Отмерил дистанцию биноклем. Ровно тысяча триста восемьдесят метров. Теперь нужно направить пантограф на лагерь, как чуть раньше он сделал это с березой. Вот только зафиксировать одно дерево – задание достаточно простое, которое может выполнить и совершенно немагический человек, если его хорошенько обучить.

Перед Каетаном стояло задание посложнее. Он должен был выстроить картину всего пространства базы, в том числе подвижного механизма и объектов, охраняемых магией. Учесть сбои, вносимые живыми существами и йегерами, которые вспарывали магический континуум, рассеивая вокруг себя фаги. Выставить плечи пантографа, находя такую перспективу, чтоб объять и бараки, и мачты на дальней стороне лагеря.

Вызов, достойный эльфийских мастеров.

Первые попытки не удались. Что-то постоянно уходило из фокуса. Как спальник, заталкиваемый в слишком тесный мешок. Впихиваешь одну часть – вылезает другая, спальник заворачивается, комкается, сопротивляется. Каетана никогда ничто так не раздражало, как упаковка спальника. Кошмар путешественника.

А ему нужно было спешить. Пока его охраняли свет солнца, вода на стволах деревьев, защитное поле, пока йегеры были заняты своей работой. И они ведь, конечно, защитили лагерь, высылая патрульные шпелле или тварей. Те могли наткнуться на пришлеца. Приходилось рисковать.

Быстрыми, многократно отработанными на тренировках движениями он сложил из зачарованного листка шпионский самолетик. В конце послюнил бумагу, начавшую бледнеть, готовую сделаться прозрачной, как пленка. Пустил его вокруг лагеря йегеров. Невидимый глядослух полетел вниз, подчиняясь, впрочем, отнюдь не движениям воздуха, а мыслеприказам. Правда, разведчику приходилось лететь на значительном расстоянии от требушета, чтобы не задеть охранные заклинания, но передаваемые прямо в мозг Каетана картинки позволяли лучше разобраться в устройстве лагеря.

Линзы пантографа наконец-то разгорелись, а перед Каетаном высветилась чернильная миниатюра базы. Пятиугольник маток, мачты, веревки, градиенты сил, которые он не заметил при непосредственном наблюдении за базой. Образ самих йегеров не транслировался, но колесо миниатюрного требушета крутилось: медленно, согласно с ритмом работы оригинала.