Остальные уже пришли в себя. У них не было времени надеть боевые доспехи, но они умело сложили свои тела в боевые стойки. Каждый – по-разному, согласно внутреннему синхронизирующему ритму. Замерли в неподвижности, фигуры их задрожали, замерцали, раздваиваясь и резонируя. Рядом с йегерами начали формироваться формы моров. Фаговые создания, сначала напоминавшие клубы дыма, сгущались в студенистую субстанцию, окончательно обретая цвет и форму. Моры инженерного клана обычно принимают формы октокентавра – ложноконя на коротких ногах, у которого из шеи вместо головы вырастает окруженная восемью щупальцами глотка.
Моры двинулись к Каетану. Они не представляли смертельной угрозы, о чем их творцы наверняка знали, но должны были измучить человека и дать йегерам время на то, чтобы подготовить контратаку.
Каетан продолжал выкрикивать экзорцизмы. Пули рвались из ствола автомата светлой риской, как вода под давлением из резинового шланга, как пульсирующе-гибкий луч лазера. За спиной Каетана как раз формировались боевые энписы, он уже чувствовал затылком их нанокадабровое дрожание. Первой появилась черная пантера, потом тигр, наконец – лев. Отец назвал их однажды Багирой, Шерханом и Муфасой. Воины-помощники, чароматы из основы Плана Земли, измененной эльфийской магией.
Коты двигались в воздухе, шевеля лапами, словно в беге – хотя на самом деле не касались земли. Не мурчали и не рычали. Мышцы под их фантомной шкурой напрягались в пружинистом движении настоящих котов. Грива Муфасы горела. Из глаз Багиры бил поток белого света, прожигавший моров. Шерхан одним укусом разгрыз в кашу голову вставшего у него на дороге йегера.
Каетан хотел назвать своего льва Азианом, но Роберт сказал: «Муфаса». И он принял это, поскольку тогда еще слушал то, что говорил приемный отец.
Коты как раз вступили в бой, когда лагерь Черных провел контратаку из двух действующих охранных мачт, тех, чьи силуэты Каетан не нейтрализовал кольцами.
Он почувствовал парализующую боль в левой руке. Рванул вправо, прячась за Шерханом. Луч башни ударил в тело кота, зашипели выжигаемые эгиды, чаромат задымился, становясь бесформенным, словно он был фигуркой из пластика, поставленной в микроволновку. Погиб, но все время занимал такую позицию относительно башен, чтобы прикрывать своего хозяина. Боль прошла.
Перед Каетаном стоял йегер. Враг. Противник. Несчастная жертва балрогов.
Когда ты сражаешься с Черными, нужно проявлять к ним жалость. Это непросто, но дает силы. Если сумеешь преодолеть себя, видя маску йегера, а в визире ее – утопленного в глаз симбиотического червя. Если хотя бы на миг подумаешь о человеке, которым он когда-то был. О ребенке, двухлетнем, отобранном у родителей, которых всегда убивали. Ребенке, что не был рожден в високосном году или когда Марс находился в конъюнкции с Юпитером, и не во время весеннего или осеннего солнцестояния. Такие дети не подходили – и было непонятно почему. Просто не подходили – и все.
Ребенку, которому имплантируют червя, должно быть точно семьсот двадцать девять дней, три в шестой степени. Якобы балроги считали, что человечество от начал истории неверно отсчитывает длину солнечного года. Что на самом деле тот длится триста шестьдесят четыре с половиной дня, а похищаемым детям – ровно два земных года. И что это особенно их унижает и заставляет страдать. Почему? Просто так.
Каждый йегер некогда был таким ребенком, прежде чем стал янычаром Черных.
Стоит помнить об этом, когда встаешь против него. Подумай на миг обо всех этих страшных процедурах, что превращают человеческих сирот в полностью послушных солдат балрогов. О боли, которую им нанесли, об испытаниях, которые они должны пережить, о ритуалах, в которых участвовали. Почувствуй жалость. Сейчас. Перед первым ударом. Во время боя это уже не будет иметь значения.
Йегера покрывала облегающая одежда, вроде резинового комбинезона ныряльщика: сидела так плотно, словно срослась с кожей. Под ней вырисовывалось худощавое, жилистое тело с крепкими мышцами, изуродованное шишками и наростами. По их размерам и числу можно было узнать возраст Черных, как умелый дендролог оценивает возраст дерева по покрывающему его мху и грибам, без необходимости резать ствол и подсчитывать годовые кольца.
Каетан был таким древознавцем йегеров, умел точно оценивать их возраст. Этому было тридцать, ровно как и самому географу.
По поверхности комбинезона текли полосы тьмы еще более глубокой, словно тени от туч. Внешне хаотичные, они складывались в символы сильнейших боевых проклятий: комы, лепры, ясона.
На груди йегера ветвилось несколько пучков цветных волокон, малых актиний, что непрерывно шевелили щупальцами. Это фаговые электроды, посылавшие и принимавшие в режиме нон-стоп дрожание магических полей, управлявшие морами и самими йегерами.
Черный атаковал, палаш его прорезал защитные эгиды, окружавшие человека.
Конец жалости. Конец милосердию. Бой.