Чёрный обелиск

— Конечно. Я же все-таки человек. Это только у животных и самоубийц нет самоуважения. Что за несчастье — этот разлад в душе! Ну как бы то ни было — я, пожалуй, и в самом деле наведаюсь в «Блюме». Пиво там — отменное!

Я бреду назад по темному двору. Перед обелиском что-то смутно белеет. Это букет Лизы. Она оставила его здесь, отправляясь в «Красную мельницу». Я с минуту стою перед ним в нерешительности, потом поднимаю его с земли. Мысль о том, что Кнопф может его осквернить, мне ненавистна. Я беру букет с собой в комнату и ставлю в захваченную по пути в конторе терракотовую урну. Цветы сразу же заполняют все пространство комнаты. И я сижу перед этими бурыми, желтыми и белыми хризантемами, пахнущими землей и кладбищем, как на собственных похоронах! Впрочем, кажется, я и в самом деле что-то похоронил...

В полночь я чувствую, что больше не в состоянии выносить этот запах. Видя, что Вильке как раз уходит в кабак, чтобы переждать «час призраков», я беру цветы и несу их в его мастерскую. Дверь открыта. Свет горит — чтобы хозяину, страдающему призракофобией, не было страшно возвращаться. На гробу великана стоит бутылка пива. Я выпиваю ее, ставлю стакан и бутылку на подоконник и открываю окно, чтобы все выглядело так, как будто в гостях у Вильке побывал призрак с пересохшим горлом. Потом усыпаю пол между окном и незаконченным гробом банкира Вернера хризантемами и кладу на верстак кучку обесценившихся тысячемарковых банкнот. Пусть Вильке сам думает, что бы это могло означать! Если из-за этого гроб Вернера не будет готов в срок — не беда: банкир с помощью таких обесценившихся денег ограбил десятки мелких домовладельцев, отняв у них то немногое, что у них было.

20

— Хочешь увидеть одну штуку, которая почти так же ласкает взгляд, как картина Рембрандта? — спрашивает Георг.

— Валяй.

Он достает что-то из сложенного носового платка и со звоном бросает на стол. Я не сразу узнаю золотую монету достоинством в двадцать марок. Мы умиленно смотрим на нее. В последний раз я видел такую монету до войны.

— Вот это были времена! — говорю я. — Тишь, да гладь, да Божья благодать! За оскорбление Его величества еще сажали за решетку, стальных касок никто еще и в глаза не видел, наши матери носили корсеты и блузки с высокими воротничками с вшитыми пластинками из китового уса; проценты еще принято было выплачивать, марка была надежна, как Господь Бог, и граждане раз в три месяца аккуратно стригли купоны, получая проценты от государственных займов, причем в золоте. Дай приласкать тебя, сияющий символ канувшей в Лету эпохи!

Я качаю монету на ладони. На ней портрет Вильгельма II, который теперь пилит дрова в Голландии, отрастив эспаньолку. На портрете он еще с гордо подкрученными вверх усами, которые тогда назывались: «Цель достигнута!» И она и в самом деле была достигнута.

— Откуда она у тебя? — спрашиваю я.

— От одной вдовы, которая получила в наследство целый ящик таких вот монет.

— Боже милостивый! Сколько же она теперь стоит?

— Четыре миллиарда бумажных марок. Маленький домик. Или дюжина шикарных женщин. Неделя в «Красной мельнице». Восемь месяцев пенсии какого-нибудь инвалида войны...

— Стоп! Хватит!..

Входит Генрих Кролль со своими велосипедными прищепками на полосатых штанах.

— Вот эта вот штучка должна порадовать ваше верноподданническое сердце, — говорю я и подбрасываю у него перед носом монету так, что она вспархивает вверх, как золотая птичка.

Он ловит ее и таращится на нее своими водянистыми глазами.

— Его величество!.. — произносит он растроганно. — Вот это было времечко! У нас еще была армия!

— Похоже, это времечко было не для всех одинаковым, — замечаю я.

Генрих осуждающе смотрит на меня.

— Я надеюсь, вы не станете отрицать, что тогда нам всем жилось лучше, чем сегодня?

— Возможно.

— Не «возможно», а точно! У нас был порядок, стабильная валюта, не было безработных, зато была процветающая экономика, и мы были уважаемой нацией. Или вы не согласны?

— Еще как согласен.

— Ну вот видите! А что у нас сегодня?

— Никакого порядка, пять миллионов безработных и жульническая экономика, а мы — побежденная нация, — отвечаю я.

Генрих смущен и растерян. Такой легкой победы он не ожидал.

— Ну вот видите! — повторяет он. — Сегодня мы сидим в дерьме, а тогда как сыр в масле катались. Вывод, я думаю, сможете сделать даже вы, не правда ли?

— Не уверен. Каков же вывод?

— Это же так просто! Нам опять нужен кайзер и приличное национальное правительство!

— Стоп! — говорю я. — Вы кое-что забыли. Вы забыли два маленьких важных словечка: «потому что». А именно здесь и надо искать корень зла! Именно в этом причина того, что сегодня миллионы таких, как вы, опять, задрав хоботы, трубят на каждом углу всю эту чушь. Два маленьких словечка «потому что».

— Что?.. — Генрих ошалело смотрит на меня.