Я шёл по улице и не мог никак понять, что в ней изменилось. Улица была мне хорошо знакома, я много раз по ней бегал в магазин ещё мальчишкой. Собственно, это была одна из немногих улиц, по которым я частенько прогуливался, когда приезжал домой к маме. Невысокие дома, палисадники под окнами, деревянные заборы отгораживают их от проезжей части. Улица, никогда не знавшая ремонта и асфальта. За многие годы люди набили на ней тропку, которая шла по одной стороне дороги. Машины также утрамбовали себе небольшую колею, которая, петляя от одного края дороги до другого, обходила выступающие камни и низинки, в которых во время дождя собирались лужи. Я мог бы пройти с закрытыми глазами и не сбиться с тропки. Но что-то изменилось на улице. Не пойму. Те же невысокие заборчики из штакетника, где-то подкрашенные и обновлённые, где-то выгоревшие добела. Те же стены домов и те же окна с занавесками. Крыши – где шиферные, где из железа. Собаки, лениво лежащие за заборчиками, куры, копошащиеся в палисаднике. Солнце на блекло-синем небе. Уже прошла пора жары, которая была летом, когда небо приобретёт белизну и не будет уже таким прозрачно-синим, каким было весной. Уже осень, но дышится очень легко, хотя в воздухе и ощущаются остатки того летнего зноя. В памяти всплывали различные картины этой улицы, ведущей к магазину. Всё было то же самое. Скорее всего, изменился я сам. Стал по-другому смотреть на известные мне с детства вещи, по-другому оценивать их. Когда я был здесь последний раз? Приезжал на каникулы каждое лето, когда учился в училище. Но это не то. Когда служил на Севере, был дома всего один раз. Это за три года службы. Когда перевёлся в Ташкент – это первый мой отпуск, который провожу дома. В Афгане я с 81. Стало быть, был дома последний раз году в 78 или 79. Правда, мама приезжала ко мне в прошлом году, но это не в счёт. Это пять или шесть лет я не был дома. Кошмар, совсем маму забросил. Нужно это прекращать и бывать дома каждый год. Хотя бы недельку.
Так, рассуждая сам с собой, я подошёл к магазину. Напротив магазина, под ветками старой урючины, лежало старое-престарое бревно. Я его помню ещё мальчишкой, как мы собирались у магазина и сидели на этом бревне. Солнце нагревало его гладкую, без коры, поверхность, и сидеть на нём было сплошное удовольствие. Бревно было отполировано до матового блеска задницами многих поколений, выросших в нашем посёлке. С другой стороны, оно было всё изрезано ножом. Всевозможные сердца, имена давно уехавших отсюда парней и девчат, какими-то датами. Встречались даже непристойные надписи – правда, их пытались срезать, но что-то осталось. Сейчас на этом бревне со скучающим видом сидели четыре парня. Было видно, что они мрут от тоски и жаждут найти какое-нибудь развлечение. И этим развлечением, судя по всему, стану я. При моем приближении парни несколько приободрились и стали смотреть на меня в упор. Я подошёл к магазину и уже протянул руку к ручке на двери, как кто-то из них меня окликнул: «Земеля, закурить не найдётся?» Я повернулся и направился к ним.
– Не курю, земеля.
– А ты кто таков, что-то я не знаю тебя? Я здесь всех знаю, а тебя не видел.
– Человек, а кто ты?
Говоривший со мной сидел с краю, было ему на вид лет двадцать, не более, и он был старше других. Самому младшему из них было лет 16-17. Одеты все неброско, даже несколько скромно. Старший был явно настроен на драку и, как мне показалось, пытался внутренне распалить себя. Остальные как-то подтянулись и готовы были по команде наброситься на меня. Понятно, драки я не боялся, но и драться я не собирался. Как-то неприлично было бы драться с малолетней шпаной взрослому человеку. Поэтому я решил сгладить напряжённость.
– Да вот, парни, в отпуск приехал. Я-то сам местный.
– А к кому?
– К маме. Колокольникову знаете?
– Веру Николаевну? Это наша училка была, – подал голос самый младший.
Другой парень, стриженный под «ноль», сказал: «А у нас классной была. Так ты её сынок? Она рассказывала, что ты военный лётчик».
– Это точно? – спросил старший. – Садись, земеля, – он сдвинул пацанов в сторону, и двоим из них пришлось встать.
– Да, летаю.
Их напряжённость и враждебность испарилась, и в глазах всей четвёрки я увидел интерес к себе.
– А где летаешь? – спросил опять старший.
– Да вот, в Афганистане.
– А какое у тебя звание?
– Майор, – лица пацанов теперь выражали неподдельный интерес и восторг.
– И в боях участвовал?
– Нет, в боях не участвовал, воюют десантники и пехотинцы, а я грузы разные вожу.
– А ты знал Витька с Лермонтовской улицы, он в прошлом году десятилетку закончил?
– Да вы что, парни, я уже больше десяти лет назад из посёлка уехал, Витек тогда ещё и в школу не ходил.
– Убили его в Афганистане. На прошлой неделе хоронили всем посёлком. Военные были, салют из автоматов стреляли. Говорят, он был в цинковом гробу и его никто не видел. Мамаша его всё кричала, чтобы показали его, не верю, говорит, что он в гробу.