Чертополох и терн. Возрождение веры

Андреа Мантенья впоследствии так научился использовать цвет, что, кажется, он всегда пишет гризайль. Про некоторых говорят – он рисует так, точно пишет красками; про Мантенью можно сказать – он пишет так, как будто рисует черным карандашом. Графичная сухость письма позволяет то, что другие говорят напыщенно, выразить простыми словами. Вот сцена благословения младенца Иисуса старцем Симеоном Богоприимцем; Мантенья, сухо пересказывая обстоятельства встречи, делает благостную сцену трагической. Художник словно исключил эмоцию из рисования – черты лиц нарисованы сухо и скучно. Младенца изображает запеленутым так, как пеленают египетскую мумию, пеленки напоминают саван («Принесение во храм», Гемельде геллери, Берлин), точно это репетиция погребения, а не радость вхождения в жизнь.

4

«Из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам», – сказал Мандельштам. Но, в сущности, абсолютно все, из чего создается прекрасное, изначально является грубой тяжестью: камень груб, металл жесток, краска пачкает. От усилий творца зависит перевести свойства недоброго материала в категорию прекрасного, то есть одухотворить. Красота не знает, что она может быть прекрасна, – художник ее этому знанию обучает.

Платон объяснил, как устроено человеческое сознание, – мы припоминаем знания, данные нам изначально; неведомые нам самим знания у нас имеются по причине принадлежности нашего сознания к единому эйдосу.

Под словом «эйдос» Платон понимал «проект» человечества; зерно, которое содержит код развития; эйдос – это внутренняя форма мира, конгломерат сущностей и знаний.

Процесс припоминания знаний, по Платону, таков: наше сознание подобно пещере, а знания и представления появляются на стенах этой пещеры, словно тени. Мы реагируем на тени, мелькающие на стенах пещеры, мы описываем эти тени и через метафоры, связанные с этими тенями, возвращаем себе изначальное знание. Платон говорит, что тени, которые возникают на стенах пещеры, отбрасывают процессии, идущие мимо входа в пещеру.

Что это за процессии и какого рода тени они отбрасывают, Платон (рассказ ведется от лица Сократа в диалоге «Государство», но придумал эту метафору Платон) не уточняет. Автор пишет, что в пещере слышны кимвалы и литавры процессии, вероятно, это шумная и праздничная процессия, но что за праздник, почему шум – не сказано. И любопытно: если наше сознание зависит от теней на стене пещеры, которые отбрасывает процессия, проходящая вне пещеры, – то каким сознанием обладают проходящие мимо пещеры участники процессии?

Среди участников сократовских диалогов «художника», разумеется, нет; Платон считал, что изобразительное искусство стоит третьим по степени удаленности от информации эйдоса – художник воспроизводит образ стола, который сделал плотник, а идею стола плотник получил от эйдоса.

Время кватроченто пересмотрело данное положение – центральной фигурой стал художник; живопись уравнялась с философией. Интерпретатором (отчасти оппонентом) платоновского взгляда стал почитатель античности, мантуанский художник Андреа Мантенья. Свои картины он подписывал «Падуанец», но основным местом его творчества стала Мантуя, причем двор Гонзага, бывший гуманистическим центром при Лодовико, но после воцарения Изабеллы д’Эсте сделавшийся средоточием неоплатонической культуры. Только естественно, что окруженный знатоками и интерпретаторами философии, Мантенья и сам посвятил главное произведение философской проблеме; он всегда был склонен к рассуждениям. Центральным произведением Мантеньи является полиптих (девять трехметровых холстов), выполненный на тему «Государства» Платона и – поскольку полемика идет на метафизическом уровне – версии возникновения самосознания. Полиптих называется «Триумфы Цезаря», и писал его мастер последние двадцать лет своей жизни.