Четвертый Кеннеди

Особую пикантность придавало происходящему одно немаловажное обстоятельство: обычно Кимберли снимал решивший оторваться добропорядочный семьянин, которому, конечно же, потом не хотелось обращаться в полицию и объяснять, что он делал в темном подъезде на Девятой авеню, вместо того чтобы ехать к жене в Меррик на Лонг-Айленде или в Трентон, штат Нью-Джерси. А Блейз и Ким предосторожности ради с неделю не появлялись в том же баре на Таймс-сквер. И на Девятой авеню. Для их целей вполне подходила и Вторая. А в таком городе, как Нью-Йорк, эти авеню были разнесены в пространстве и времени, словно две галактики. Вот почему Блейз Букер любил Нью-Йорк. В этом городе он мог оставаться невидимым, Тенью, Человеком с тысячью лиц. Он ничем не отличался от тех насекомых и птиц (Блейз их видел по телевизору), которые меняли цвет и могли даже зарываться в землю, чтобы не стать добычей хищников. Поэтому в отличие от большинства жителей Нью-Йорка Блейд Букер чувствовал себя в полной безопасности.

По четвергам клиентов было немного. Но Кимберли смотрелась прекрасно в ореоле светлых волос, с большими напудренными грудями, которые, как две луны, вздымались над низким вырезом платья. И какой-то джентльмен, благообразный, обаятельный, далеко не перевозбужденный, слез со стула у стойки, взял стакан, прошел к ее столику и спросил, не может ли он составить ей компанию. Неисповедимы пути господни, думал Букер, глядя на эту сцену. Хорошо одетый мужчина, скорее всего, адвокат или профессор, а может, даже мелкий политик, член городского совета или сенатор штата, подсаживается за столик к убийце, чтобы получить на десерт дубинкой по голове. И все благодаря своему члену. В этом-то и вся беда. Мужчины зачастую идут по жизни, руководствуясь не здравым смыслом, а решениями своего члена. Это плохо. Может, подумал Букер, позволить ему сунуть свой агрегат в Кимберли, чтобы стравить давление, а потом уж стукнуть по голове? Вроде бы хороший человек, настоящий джентльмен. Чиркает зажигалкой, заказывает Кимберли выпивку, не торопит ее, хотя ему уже хочется залезть ей под юбку.

Блейз как раз осушил стакан, когда Ким дала ему сигнал. Он увидел, как она приподнялась и начала рыться в сумке. Покинул бар и зашагал по тротуару. Ночь выдалась ясная, от запаха хот-догов, гамбургеров и лука, жарящихся на грилях вынесенных под открытое небо лотков, ему захотелось есть, но он решил, что сначала надо сделать дело. Шел он по Сорок второй улице. Несмотря на поздний час, народу хватало. Лица людей окрашивались в разные цвета сияющими вывесками кинотеатров, отелей, рекламными щитами. Ему нравилось прогуливаться по Сорок второй между Седьмой и Девятой авеню. Блейд свернул в подъезд, затаился в темном углу. В двух-трех шагах от того места, где Кимберли предстояло крепко обнять клиента. Закурил, достал дубинку из чехла, висевшего на поясе под пиджаком.

Он услышал, как хлопнула дверь, когда они вошли в подъезд. Ким произнесла кодовую фразу: «Надо подняться только на один пролет». Подождал пару минут, выступил из темноты и замялся: очень уж ему понравилось то, что он видел. Ким стояла на первой ступеньке, широко раздвинув ноги с голыми, массивными бедрами. А благообразный, хорошо одетый джентльмен уже достал свой конец и как раз запихивал его в положенное место. Вдруг Ким подбросило в воздух, а потом в полном ужасе Блейд увидел, как она продолжает подниматься вместе с лестницей, на которой стояла, и над ее головой вдруг открылось чистое небо: кто-то снес верхние этажи. Блейд вскинул руки, одну с дубинкой, другую — без, словно собрался обратиться к богу с просьбой даровать ему жизнь. Произошло все в долю секунды.

* * *

Сесил Кларксон и Изабель Домайн вышли из театра на Бродвее, посмотрев отличный мюзикл, и теперь неспешно шагали к Сорок второй улице и Таймс-сквер. Как и большинство окружающих, они были черными, но на этом их сходство с тем же Блейзом Букером заканчивалось. Девятнадцатилетний Сесил Кларксон учился в Новой школе социальных исследований. Восемнадцатилетняя Изабель ходила на все бродвейские и внебродвейские спектакли. Потому что любила театр и собиралась стать актрисой. Они любили друг друга и пребывали в полной уверенности, что другой такой пары, как они, нет на всем белом свете. Они шагали от Седьмой к Восьмой авеню, купаясь в неоновом свете. Их любовь генерировала защитное поле, которое отпугивало от них нищих, наркоманов, мошенников, сутенеров и грабителей. Опять же ростом и шириной плеч природа Сесила не обидела, выглядел этот крепкий парень грозно, всем своим видом давая понять, что убьет каждого, кто посмеет дотронуться до Изабель.