Четвертый Кеннеди

— До меня дошли слухи, что у руководителя аппарата президента Дэззи нелады в личной жизни, — вставил Гринуэлл. — Вроде бы он ссорится с женой и встречается с какой-то молодой женщиной.

«О черт, — подумал Матфорд, — от этого их надо отговорить». Джералин Олбанизи рассказала ему об угрозах Кли.

— Это слишком мелко. Чего мы добьемся отставкой Дэззи? Публика никогда не отвернется от президента только потому, что один из его помощников трахает молодуху, если, конечно, речь идет не об изнасиловании или сексуальном домогательстве.

— Так давайте выйдем на женщину, предложим ей миллион, и пусть кричит на всех углах, что ее изнасиловали, — пожал плечами Одик.

— Предложить миллион можно, но кричать она будет о том, что ее насиловали три года, при этом оплачивая все ее счета. Ей могут и не поверить.

Самое дельное предложение внес Джордж Гринуэлл:

— Мы должны сделать упор на взрыве атомной бомбы в Нью-Йорке. Я думаю, конгрессмену Джинцу и сенатору Ламбертино следует создать комиссии по расследованию как в Палате представителей, так и в Сенате и вызвать в качестве свидетелей государственных чиновников. Даже если они не раскопают ничего конкретного, могут возникнуть очень любопытные гипотезы, за которые ухватится пресса. Вот на что мы должны употребить все наше влияние. — Он повернулся к Салентайну. — Это наша главная надежда. А теперь пора браться за работу. — Он посмотрел на Матфорда. — Займись организацией предвыборной кампании. Я гарантирую, что мои сто миллионов ты получишь. Эти деньги пойдут на благое дело.

По окончании совещания только Берт Одик по-прежнему склонялся к мысли, что легальными средствами с Кеннеди не справиться.

* * *

Вскоре после завершения семинара в Калифорнии Лоренса Салентайна вызвали к президенту Кеннеди. Войдя в Овальный кабинет, он увидел Кристиана Кли, и на душе у него заскребли кошки. Разговор начался сразу. Кеннеди и не пытался очаровать Салентайна. Наоборот, тот почувствовал, что президент жаждет мщения.

— Мистер Салентайн, я не собираюсь играть в слова и буду предельно откровенен. Мой генеральный прокурор, мистер Кли, и я обсудили возможность применения закона РИКО к вашей и другим ведущим телевещательным корпорациям. Он убеждал меня, что это самая крайняя мера. Но нельзя не учитывать, что вы и другие медиагиганты участвовали в сговоре, целью которого было отстранение меня от должности. Вы поддерживали Конгресс в его решении вынести мне импичмент.

— Наша главная функция — информировать общество о развитии политической ситуации, — ответил Салентайн.

— Не вешай нам лапшу на уши, Лоренс, — холодно отчеканил Кли. — Вам просто не терпелось сплясать на наших похоронах.

— Это все в прошлом, — остановил его Кеннеди. — Давайте поговорим о настоящем. Годы, десятилетия у медиакорпораций была легкая жизнь. И я больше не могу допустить, чтобы средства массовой информации находились под корпоративным зонтиком. Телевещательным компаниям отныне останется только телевещание. Они не смогут владеть издательскими домами. Они не смогут владеть газетами. Они не смогут владеть журналами. Они не смогут владеть киностудиями. Они не смогут владеть сетями кабельного телевидения. У вас слишком много власти. У вас слишком много рекламы. В этом мы вас ограничим. Я хочу, чтобы вы передали мои слова вашим друзьям. Во время процедуры импичмента вы незаконно лишили президента Соединенных Штатов его права обратиться к народу. Больше такого не повторится.

Салентайн сказал президенту, что Конгресс не позволит осуществить его планы. Президент усмехнулся:

— Этот Конгресс не позволит, но в ноябре у нас выборы. Я собираюсь вновь выставить свою кандидатуру на пост президента. И я собираюсь провести кампанию по выборам в Конгресс тех людей, которые разделяют мои взгляды.

Лоренс Салентайн собрал владельцев крупнейших телевещательных компаний и сообщил им дурные новости:

— У нас есть два варианта действий. Мы можем помогать президенту, ограничивая критику в его адрес и не разъясняя, к чему может привести его политика. Или мы можем защищать свою свободу и независимость и, уйдя в оппозицию, отстаивать свое мнение. — Он помолчал. — Нам грозит серьезная опасность. Речь идет не о снижении прибыли, не о более жестком регулировании нашей деятельности. Если дать Кеннеди волю, он может поставить вопрос об отзыве наших лицензий.

Такое просто не укладывалось в голове — чтобы ведущие телевещательные компании остались без лицензий. Наверное, те же чувства испытывали первопроходцы Запада, когда их уже освоенные земельные наделы забирало государство. Такие люди, как Салентайн, всегда имели свободный доступ к эфиру. Они к этому привыкли. Поэтому владельцы крупнейших медиаимперий решили не идти на поклон к президенту, а бороться за свое право оставаться свободными и независимыми. Они поставили перед собой задачу показать избирателям, что Кеннеди представляет собой угрозу демократическому капитализму Америки. Впрочем, в этом они не грешили против истины. Салентайн сообщил о принятом решении самым влиятельным членам Сократовского клуба.