Читаем Четвертый Кеннеди полностью

Луи Инч грезил о невероятном. Нет, он не хотел стать президентом Соединенных Штатов, он знал, что его на этот пост никогда не выберут. Он обезобразил лицо Нью-Йорка. Миллион обитателей трущоб Нью-Йорка, Чикаго, все население Санта-Моники уже сейчас вышли бы на улицы, требуя его головы. Он лишь хотел стать первым триллионером современного цивилизованного мира. Триллионером-плебеем, заработавшим свое состояние мозолистыми руками.

Инч жил ради того дня, когда смог бы сказать Берту Одику: «У меня есть тысяча долей». Его всегда раздражало, что техасские нефтяники мерили людей, вернее их состояние, долями: в Техасе одна доля равнялась ста миллионам долларов. После уничтожения Дака Одик так и говорил: «Господи, я потерял там пятьсот долей». И Инчу не терпелось поделиться с Одиком радостной вестью: «Черт, мои дома стоят примерно тысячу долей». Одик бы присвистнул: «Сто миллиардов долларов?» На что Инч ответил бы: «О нет, триллион долларов. В Нью-Йорке доля равняется миллиарду долларов». Этого бы хватило, чтобы поставить на место заносчивых техасцев.

Чтобы превратить свою мечту в реальность, Инч капитализировал воздух. Вернее, купил пространство над уже существующими домами и начал их надстраивать. Стоил воздух сущие гроши. Собственно, он лишь модернизировал идеи отца, который покупал болота, понимая, что со временем достижения научно-технического прогресса позволят их осушить и превратить в зоны перспективного строительства. Проблема заключалась в том, чтобы помешать жителям и представляющим их законодателям остановить его. На это уходили время и огромные средства, но он не сомневался в успехе. Да, такие города, как Чикаго, Нью-Йорк, Даллас и Майами, превратились бы в гигантские тюрьмы из металла и бетона, но никто не заставлял людей жить там, за исключением элиты, которая любила музеи, театр, кино, музыку. Естественно, в этом мире нашлось бы место и островкам для людей творческих.

И разумеется, в случае успеха в Нью-Йорке просто бы не осталось трущоб. Деклассированные элементы и рабочие не смогли бы позволить себе такую арендную плату. Те, кто требовался городу, приезжали бы по утрам с окраин на поездах и автобусах, чтобы к вечеру покинуть город. А арендаторы и собственники квартир в кондоминиумах «Инч корпорейшн» ходили бы в театры, дорогие рестораны, дискотеки, не опасаясь темноты улиц. Они могли бы прогуливаться по авеню, сворачивать в боковые улицы, даже заглядывать в парки, в полной уверенности, что их жизням ничего не грозит. И сколько бы они заплатили за такой рай? Миллионы.

* * *

Вызванный на семинар Сократовского клуба в Калифорнию, Луи Инч полетел туда не прямиком, а делая остановки в крупнейших городах страны. Там он встречался с главами корпораций, занятых торговлей недвижимостью, и заручался их обещанием внести деньги в фонд противодействия Кеннеди. Несколько дней спустя он прибыл в Лос-Анджелес, но прежде чем отправиться на семинар, решил заглянуть в Санта-Монику.

Санта-Моника оставалась одним из красивейших городов Америки благодаря тому, что ее жители успешно противостояли стремлению домовладельцев строить небоскребы, раз за разом голосовали за стабильность арендной платы и жесткий контроль над планами нового строительства. Прекрасная квартира на Оушн-авеню с окнами на Тихий океан обходилась жителю Санта-Моники всего лишь в шестую часть его годового дохода. Такое безобразие уже двадцать лет сводило Инча с ума.

Инч искренне полагал, что вызывающее поведение горожан Санта-Моники оскорбляет дух свободного предпринимательства. Домовладельцы имели полное право увеличить арендную плату за такие квартиры как минимум в десять раз. А ведь он приобрел многие из этих многоквартирных домов. Эти комплексы, построенные в испанском стиле, с внутренними двориками и садами, занимали непозволительно много места. А уж о том, что над землей они поднимались всего на три или четыре этажа, просто не хотелось и вспоминать. И при этом закон не разрешал ему увеличивать арендную плату. Воздушное пространство над Санта-Моникой стоило миллиарды, вид на Тихий океан стоил миллиарды. Иногда от злости Инчу хотелось построить дома прямо в океане.

Разумеется, он не пытался совать деньги троим городским советникам, которых он пригласил в ресторан «У Майкла», но он подробно рассказал им о своих планах, объяснил, что каждый станет мультимиллионером, если удастся изменить некоторые законы. К его удивлению, предложения советников не заинтересовали. Но самое худшее ждало Инча уже после обеда. Когда он садился в лимузин, что-то грохнуло. Заднее стекло разлетелось вдребезги, засыпав салон осколками. В ветровом стекле образовалась большая дыра, от которой во все стороны побежали трещины.

Прибывшие копы сказали Инчу, что виной всему — пуля большого калибра, выпущенная из винтовки. Отвечая на вопрос, есть ли у него враги, Инч заверил копов, что никаких врагов у него, разумеется, нет.

* * *

Специальный семинар Сократовского клуба «Демагогия и демократия» начался на следующий день.

Перейти на страницу:

Все книги серии Марио Пьюзо. От автора "Крестного отца"

Похожие книги

Отчаяние
Отчаяние

Издательство «Вече» в рамках популярной серии «Военные приключения» открывает новый проект «Мастера», в котором представляет творчество известного русского писателя Юлиана Семёнова. В этот проект будут включены самые известные произведения автора, в том числе полный рассказ о жизни и опасной работе легендарного литературного героя-разведчика Исаева-Штирлица. В книгу включены роман «Отчаяние», в котором советский разведчик Максим Максимович Исаев (Штирлиц), вернувшись на Родину после завершения операции по разоблачению нацист­ских преступников в Аргентине, оказывается «врагом народа» и попадает в подвалы Лубянки, и роман «Бомба для председателя», действие которого разворачивается в 1967 году. Штирлиц вновь охотится за скрывающимися нацистскими преступниками и, верный себе, опять рискует жизнью, чтобы помочь близкому человеку.

Юлиан Семенов

Политический детектив
Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Детективы / Политический детектив / Политические детективы