Четвертый Кеннеди

Он подвел ее к открытому люку. Они встали бок о бок. Горячий воздух пустыни окутал их тела. Шесть автобусов телевизионщиков походили на доисторических чудовищ, подкравшихся к самолету. За автобусами толпились люди.

— Улыбайтесь, — попросил Терезу Джабрил. — Я хочу, чтобы ваш отец видел, что вы в безопасности.

И одновременно, проведя рукой по затылку, отбросил на плечо шелковистые волосы, обнажив бледную шею с маленькой родинкой.

Она дернулась от его прикосновения, повернулась, чтобы посмотреть, что он делает. Но его хватка стала крепче, он заставил ее смотреть в камеры, чтобы их объективы поймали красоту ее лица.

А потом чуть отступил назад, за Терезу, свободной рукой выхватил пистолет, приставил к шее и, прежде чем девушка что-то поняла, нажал на спусковой крючок.

Энергии пули хватило, чтобы вытолкнуть Терезу из люка. Она словно зависла в воздухе, в ореоле собственной крови, а потом тело перевернулось ногами верх, перевернулось еще раз, шмякнулось на бетон летного поля, который у ее головы тут же окрасился в красный цвет, и застыло. Тишину нарушало лишь жужжание телекамер. А в следующее мгновение пустыню огласил животный вопль ужаса, вырвавшийся из тысяч глоток.

Джабрила это удивило, он-то ожидал услышать крики ликования. Он отступил на шаг, повернулся и увидел на лицах своих людей тот же ужас, смешанный с отвращением.

— Аллах велик! — воскликнул он, но они ничего ему не ответили. Он долго ждал, а потом продолжил: — Теперь мир поймет, что мы настроены серьезно. Теперь они дадут все, что мы попросим. — Но он помнил, что в реве толпы не было ожидаемого им экстаза. Да и его люди отреагировали, мягко говоря, странно. Казнь дочери президента Соединенных Штатов, казнь символа власти, похоже, нарушала некое табу, которое он не учел. Что ж, пусть будет так.

На мгновение он позволил себе подумать о Терезе Кеннеди, ее нежном личике, запахе фиалок, идущем от белоснежной шеи, подумал о ее голове в кровавом ореоле. Подумал о том, что отправил ее к Азазелу, низвергнутому с небес в пустыню. Перед его мысленным взором возникло ее тело, тряпичной куклой лежащее на бетоне летного поля, в белых слаксах, сандалиях на босу ногу. Жар солнца врывался в самолет, Джабрил взмок от пота. «Азазел — это я», — сказал он себе.

Вашингтон

До зари, в глубоком сне, наполненном рокотом гигантской толпы, президент Кеннеди почувствовал, что Джефферсон трясет его за плечо. Но и проснувшись, он слышал все тот же рокот, на этот раз тысяч голосов тех, кто проводил ночь у Белого дома.

Он сразу заметил, что Джефферсон выглядит иначе, вышколенный слуга, который умел чистить одежду и знал, когда подать чашку горячего шоколада, исчез. Кеннеди видел перед собой человека, готового принять на себя смертельный удар.

— Проснитесь, мистер президент, проснитесь, — раз за разом повторял Джефферсон.

— С чего такой шум? — спросил уже проснувшийся Кеннеди.

В спальне горела люстра. За спиной Джефферсона стояла группа людей. Офицер-моряк, врач Белого дома, другой офицер, который носил ядерный чемоданчик, Юджин Дэззи, Артур Уикс, Кристиан Кли. Кеннеди почувствовал, как Джефферсон буквально вытащил его из постели, чтобы поставить на ноги. Затем ловким движением накинул на него халат. По какой-то причине колени Кеннеди подогнулись, но Джефферсон помог ему удержаться на ногах.

Лица всех мужчин превратились в меловые маски, не мигая, они смотрели прямо перед собой. Кеннеди в изумлении оглядел их, и тут же сердце его наполнилось предчувствием беды. На мгновение все померкло у него перед глазами, он словно оглох. Моряк раскрыл черный саквояж, достал заранее приготовленный шприц. «Нет», — остановил его Кеннеди. Он переводил взгляд с одного мужчины на другого, но никто не решался заговорить. Молчание нарушил сам Кеннеди:

— Все нормально, Крис, я знал, что он это сделает. Он убил Терезу, не так ли?

А потом приготовился услышать, что Кристиан скажет, нет, дело в другом, произошла природная катастрофа, взорвалась самодельная атомная бомба, умер политик мирового уровня, в Персидском заливе затонул авианосец… Но Кристиан, бледный как полотно, выдавил из себя короткое «да».

Кеннеди почувствовал, что какая-то застарелая болезнь, давно дремлющая лихорадка, внезапно дала о себе знать, прорвалась наружу. Он начал клониться набок, но в следующее мгновение Кристиан оказался рядом, словно хотел укрыть президента от остальных, потому что по его лицу покатились слезы, и он жадно хватал ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба. А потом все сгрудились вокруг него, доктор вогнал иглу ему в руку, а Кристиан и Джефферсон уложили его на кровать.

* * *

Они ждали, пока Кеннеди оправится от шока. Наконец, взяв себя в руки, он начал отдавать приказы. Вызвать на службу всех необходимых сотрудников аппарата, установить постоянную связь с лидерами Конгресса, очистить от толп прилегающие к Белому дому улицы. Отрезать Белый дом от прессы. И назначил совещание на семь утра.

А потом, перед самым рассветом, попросил всех удалиться. Джефферсон принес поднос с горячим шоколадом и печеньем.