Четыре года в австро-венгерском Генштабе. Воспоминания полномочного представителя германского Верховного командования о боевых операциях и закулисных соглашениях. 1914—1918

Огонь австрийской артиллерии на Плато семи муниципалитетов почти везде накрывал оставленные противником позиции, который тем временем, находясь вне зоны обстрела, готовился к проведению контратаки. Да и на других участках фронта воздействие артиллерии оказалось явно недостаточным. Как сейчас вижу донесение полковника фон Лорра[92], который во время атаки в горах своими глазами видел, что артиллерийские снаряды позиции противника практически не поражали.

Зато наступательный порыв в войсках, что следовало из всех донесений, был очень высоким. Офицеры и рядовые, как и в первые недели войны, просто горели желанием вновь сразиться с макаронниками. Причем если в этом стремлении и присутствовала какая-то надежда увеличить собственные скудные запасы продовольствия за счет богатой добычи, как осенью 1917 года, то такое нельзя осуждать, поскольку это не умаляет того восхищения, какое вызывало в конце четвертого года войны удивительно хорошее состояние австро-венгерской армии. Она воистину заслуживала лучшей участи! Причем там, где в ходе битвы при Пьяве все же удалось достичь определенного успеха, заслуга в этом в наибольшей степени принадлежала пехоте.

Так, 27-я дивизия без всякой артиллерийской поддержки смогла продвинуться по возвышенностям восточнее Бренты вплоть до северных окраин Бассано-дель-Граппа, но была внезапно обстреляна с фланга не потревоженными австрийскими пушками итальянскими артиллерийскими батареями и частично уничтожена. Поэтому данная дивизия явилась первой из тех, кто в октябре отказался вернуться в горнило боевых действий. И вообще описанные выше события оказали свое воздействие на все войска. В течение нескольких недель после битвы при Пьяве я получил от солдат австро-венгерской армии целый ряд неподписанных и не поддающихся описанию писем, содержавших горькие упреки в адрес командования и в недостаточной подготовке наступления.

Сколько раз, находясь в то время в войсках и штабах, а также в ставке Верховного командования, мне приходилось слышать мнение, что присутствие на полях сражений при Пьяве двух немецких дивизий могло бы гарантировать успех всей операции. Требование же передать командование немецкой стороне вообще было всеобщим. При этом командовавший корпусом и раненный в битве при Пьяве генерал принц Шенбург-Хартенштейн в откровенной памятной записке кайзеру Карлу I потребовал начать формирование соединений по смешанному национальному признаку, что так хорошо зарекомендовало себя на Восточном фронте.

Жертвой провала июньского наступления из всего высшего командного состава пал один только фельдмаршал фон Гетцендорф. Непосредственно перед открытием Австрийского имперского совета в середине июля его вызвали из Больцано в Эккартсау, где император поведал ему, что рад удовлетворить неоднократные просьбы фельдмаршала об уходе в отставку. Фон Гетцендорф был удостоен чрезвычайно лестного для подданных рукопожатия, возведен в графское достоинство и назначен «полковником всех гвардейцев».

Между прочим, граф Конрад фон Гетцендорф и в самом деле в исходе июньского наступления был не столь уж невиновен. Ведь влияние, которое он оказал на выработку плана операции, косвенно и привело к его провалу. Полет фантазии, коей фон Гетцендорф придерживался в своих предложениях императору, вновь отчетливо продемонстрировал то состояние ума, которое в равной степени являлось как его сильной стороной, так и слабостью. Он, как всегда, оказался мастером в «стратегическом проектировании» и определении великих целей, но гладко воплотить свои идеи в жизнь не смог. И данный недостаток, естественно, неблагоприятно сказался на работе такого сложного механизма, каким были австро-венгерские вооруженные силы.

Как гласит немецкая пословица, «где много света, там и тени много».

Тем не менее в старой австро-венгерской армии почти не было такого человека, который бы без глубочайшего потрясения воспринял отставку фельдмаршала. Ведь он на самом деле являлся самым выдающимся солдатом, порожденным своим отечеством в XX веке, которого к тому же поистине постигла та же судьба, что и Австрию[93].

Обвинение в том, что ответственность за катастрофу на юго-западе лежала только на одном фон Гетцендорфе, являлось не только недальновидным, но и несправедливым. Уверен, что история вынесет по данному вопросу совсем иной вердикт. И прежде всего, спросит, почему столь крупные военачальники, а именно фон Штрауссенбург и фон Вальдштеттен, взялись за выполнение задачи, в осуществление которой они до конца не верили, и вопреки своему лучшему пониманию обстановки согласились с компромиссом, на который пошел император под влиянием фон Гетцендорфа?