Четырнадцать дней

Она пожала плечами: мол, каждый это может. Наверное, ей так казалось, потому что она с такой способностью родилась. Всякий раз, когда дверь в загробную жизнь со скрипом приоткрывалась, сестра Мэри Фрэнсис чуяла запах грядущего и считала своей обязанностью подготовить душу к переходу из этого мира в мир иной, поэтому благословляла ее.

Я человек не суеверный. Повторю еще раз: я верю в науку, – как же я могла принять за чистую монету подобную чушь? И тем не менее мои коллеги-медики в больнице считали, будто сестра Мэри Фрэнсис действительно обладала неким даром и могла заглянуть за завесу между жизнью и смертью. Возможно, они слишком долго проработали в старинном ветхом здании, где, по всеобщему мнению, водились привидения. Если уж все признают наличие призраков, то нетрудно поверить в способность монахини чуять приближение смерти.

Если происходящее и имело некое логическое объяснение, то я его не нашла, однако оставалась скептиком и ждала, когда Мэри Фрэнсис ошибется и я смогу поймать ее за руку.

Однажды мне показалось, что случай подвернулся.

Я увидела, как Мэри Фрэнсис остановилась у палаты недавно поступившего пациента. Он не входил в список ее подопечных, она не могла знать, кто за дверью, но что-то заставило ее остановиться. Она склонила голову, начертала в воздухе крестное знамение и пошла дальше.

Минует неделя, а пациент все живехонек, и к тому же в прекрасном настроении. Он попал в больницу с небольшим сердечным приступом, но его сердечная деятельность полностью нормализовалась. В день, когда его решили выписать, я видела, как он, улыбаясь, идет по коридору и прощается с персоналом.

«Наконец-то сестра Мэри Фрэнсис ошиблась!» – подумала я.

Этот пациент явно отправится домой живым и здоровым. И вдруг из громкоговорителей раздалось: «Код синий! Код синий!» Я помчалась в вестибюль, где уже толпились врачи и медсестры, пытаясь реанимировать потерявшего сознание мужчину. Того самого, который улыбался мне минуту назад.

Сестра Мэри Фрэнсис все же оказалась права. Она в самом деле уловила исходивший от него запах смерти.

Прошло тридцать лет с тех пор, как я работала в больнице Святого Франциска. Ее давно не существует. Здания, как и люди, имеют свой срок, и ту старую больницу, вместе с призраками и всем прочим, снесли, чтобы построить жилой комплекс. Я все еще вспоминаю сестру Мэри Фрэнсис, особенно сейчас. Проходя мимо людей на улице, я невольно спрашиваю себя: кто из них окажется в моем отделении с кашлем и температурой, кого мне придется подключить к аппарату искусственного дыхания? Кто из них не выживет, независимо от моих усилий спасти их? В больнице теперь такой наплыв безнадежно больных, что мне очень пригодился бы кто-то вроде сестры Мэри Фрэнсис, – кто-то, способный подсказать, за чьи жизни следует бороться, а чьи уже потеряны.

Если сестра Мэри Фрэнсис еще жива, ей должно быть уже за семьдесят. Надеюсь, она наслаждается остатком своих дней в уютном доме вместе с другими монахинями. И у них там вкусная еда, заботливый персонал и сад с цветущими розами. В подобном месте смерть необязательно нежеланный гость. Когда собственная жизнь сестры Мэри Фрэнсис подойдет к концу, она наверняка почует запах. Поймет, что время пришло и дверь открылась для нее. И улыбнется, переступая порог.

* * *

Все надолго замолчали: слова явно были лишними. В кои-то веки в городе наступила тишина, вездесущие сирены затихли даже вдалеке.

– Ничего себе, – пробормотал Евровидение, временно прекратив изображать конферансье.

– Трудно себе представить, что сейчас творится в отделениях скорой помощи, – сказала Мозгоправша.

– Полный кошмар, – тихо подтвердила Мэн. – Я работаю врачом двадцать пять лет и никогда ничего подобного не видела. Пациенты умирают от удушья. Отделение реанимации похоже на пыточную, где людей насильно погружают головой в воду, только все, что вы слышите, – это шум аппаратов искусственного дыхания. Зато невозможно не ощутить молчаливый ужас от приближения смерти.

Господи, умоляю, защити отца от такой участи в Нью-Рошелл!

– Когда же это закончится? – спросила я. – Через месяц? Два?

Она посмотрела на меня с бесконечной усталостью в глазах и лишь долго качала головой, размахивая собранными в хвостик волосами, словно так могла изменить что-то в будущем.

Из базилики Святого Патрика донесся колокольный звон.

– О, колокола! – опомнился Евровидение. – Ну что ж, давайте закончим на сегодня и встретимся завтра? Тогда у остальных будет время приготовить историю. Вероятно, кто-нибудь еще к нам присоединится.

Притихшие жильцы принялись собирать вещи и расходиться. Я небрежно взяла телефон и положила в карман, попутно нажав кнопку «Стоп». Вернувшись к себе в «преисподнюю», я полночи записывала истории – и вдруг осознала, что начинаю проникаться симпатией к некоторым жильцам. А потом меня осенило: а вдруг врач скорой помощи сумеет выяснить, что происходит у отца в доме престарелых? От нее-то они не отмахнутся так же легко, как от меня.