Чукотскіе разсказы

Черезъ четверть часа Василій возобновилъ нападеніе съ такимъ же успѣхомъ, какъ прежде: ему очень нравилась эта игра и онъ, повидимому, намѣревался продолжать ее до безконечности. Котелокъ совсѣмъ остылъ надъ погасшимъ костромъ. Зеленой похлебкѣ вѣроятно не было суждено свариться въ этотъ день.

Я стоялъ у дороги и, отъ нечего дѣлать, наблюдалъ за этими гимнастическими упражненіями. Спустившись съ горы въ третій или четвертый разъ, и опять поднявшись на площадку, Василій отряхнулъ снѣгъ, запорошившій ему шею и лицо, и подошелъ ко мнѣ.

— А знаете, баринъ, — обратился онъ ко мнѣ, широко осклабляясь, — вѣдь эта ламутка, можно сказать, моя собственная! Я ее третьяго года купилъ на тундрѣ!

— Какъ купилъ? — спросилъ я съ удивленіемъ.

— А такъ! очень просто! Еще заплатилъ за нее тогда полъ-лахтака[90] да кирпичъ чай, да папушу табакъ!

— Да развѣ на тундрѣ людей продаютъ?

— Бабъ продаютъ. По ламутской, да по тунгузской вѣрѣ, сами знаете, бабу даже полагается продавать!.. Я это ѣздилъ на тундру оленей убивать въ третьемъ годѣ… былъ тутъ одинъ чукча дружный: къ нему заѣхалъ. Ну, убилъ у него сколько то оленей, переночевалъ, собираюсь ѣхать дальше, а онъ и сталъ мнѣ продавать эту бабу. Сынъ у нея былъ, за жену ее держалъ, да только изъ дому уѣхалъ, а бабу то оставилъ. Ну, старику какъ разъ и ловко ламутскую невѣстку съ рукъ спихнуть. Ихніе старики не любятъ чужеродныхъ бабъ!.. — «Купи, говоритъ, — эту бабу! Дешево отдамъ! — Да ты, говорю, какъ это, сынову жену продаешь?» — «Не твоя, говоритъ, забота. Я, отецъ, я и хозяинъ! Да какая она, говоритъ, жена! Такъ себѣ, дѣвка гулящая! А для насъ совсѣмъ худа: ѣстъ по многу, работаетъ лѣниво, что подъ руку подвернется, крадетъ! Купи, братъ! За-дешево отдамъ. Только съ глазъ увези!..» Ну я и купилъ.

— Да на что она тебѣ? У тебя, вѣдь, своя жена есть!

— Ну, жена!.. Что жена!.. Все таки хоть на прислугу годится. У насъ, вѣдь, на Походской[91] рыбу убирать некому! Хоть полевой человѣкъ, а руки-то есть…

— Ну, а потомъ что? — спросилъ я.

— Да потомъ-то вышло худо. Такъ и попользоваться не пришлось. Посадилъ я ее на нарту, поѣхалъ дальше по тундрѣ къ Шапкѣ Холму. Верстъ сто не отъѣхалъ, встрѣтилъ тунгусовъ. — «Ты, говорятъ, куда это Якуля жену увезъ?» — «Какая она жена? — говорю, мнѣ ее старикъ за пол-лахтака, да за чай, да за табакъ продалъ! Онъ говоритъ: она совсѣмъ не жена!» — «Нѣтъ! — говорятъ, — вретъ старый лѣшій! Она настоящая жена Якулю! И попъ вѣнчалъ, и все какъ слѣдуетъ! Отдай лучше назадъ! Грѣхъ вѣдь! Да и Якуль узнаетъ, худо будетъ! Отдай лучше!.. Все равно, говорятъ, мы не подпустимся! Якуль намъ друженъ. Не отдашь добромъ, силой возьмемъ! Якулевой жены не дадимъ увезти русаку!.. Отдай безъ грѣха!»… — Вижу я: ихъ пятеро, а я одинъ. Повертѣлся, повертѣлся… Думаю: чортъ съ вами! Пускай мое пропадаетъ! Ссору затѣешь, еще до начальства дойдетъ. А мнѣ правымъ выйти некакъ!

— Такъ и отдалъ?

— Такъ и отдалъ! Чего дѣлать стану?

— А плата-то? — спросилъ я, улыбаясь. — Вернулъ ли ее отъ старика?

— Вернешь ее отъ стараго чорта!.. Весь животъ по пустому пропалъ. Я оттуль воротился, сталъ ему говоретъ. Говорелъ, говорелъ… да съ чукчей развѣ сговоришься? Такъ и попустился!.. «Лахтакъ, говоритъ, я изрѣзалъ. Вотъ, только лоскутъ остался!.. Чай вышелъ. Табакъ выкурилъ… Нихто нѣту

!» — Жена моя даже крикъ подняла: «заплати, говоритъ, хоть чѣмъ-нибудь!» — «Чего, говоритъ, дамъ? Нихто нѣту!.. Васька, говоритъ, у меня и такъ все въ карты выигралъ? Ничего не осталось!»

— Какъ выигралъ? — спросилъ я съ удивленіемъ. — Вы развѣ играли въ карты?

— Какъ-да, баринъ! Три дня, три ночи не переставали. Такъ и дулись въ козла![92]. Этотъ Рыня на карты шибко жарный! Какъ русаковъ увидитъ, такъ и прильнется, какъ сѣра[93]: «Давай, да давай»!.. А чего давай? Самъ-то и играть по путѣ не умѣетъ! На то зарится, видишь, чтобы отъ русскаго хоть разъ выиграть!.. Ну, да гдѣ имъ противъ насъ!

— Да какъ же вы играли! Ты разскажи толкомъ! — попросилъ я.