Чумные ночи

Ее отец-тюремщик успел поторговаться с женихом о калыме, взял часть денег и сразу передал их двум своим сыновьям. Обо всем уже договорились и даже начали готовиться к свадьбе, но тут Байрама-эфенди внезапно унесла чума, а через два дня Зейнеп отказалась выходить замуж. Событие это могло получить широкую огласку, поскольку Рамиз был братом, пусть и сводным, шейха самого влиятельного на острове текке.

Мать колагасы допускала, что Зейнеп согласится выйти замуж за того, кто увезет ее с острова, вызволив из неприятной ситуации. Увидев, что ее сын, красавец-офицер, одинок и печален, Сатийе-ханым сразу подумала о такой возможности.

Романтическая повесть этой любви занимает весьма важное место в истории Мингера, и потому, с одной стороны, она очень любима в народе, а с другой – обросла множеством вымыслов, сильно ее исказивших. Отведем ей место в своей книге и мы, при этом стараясь разделять подлинное и романтическое. С историческим повествованием всегда так: чем больше в нем романтики, тем меньше правды, а чем больше правды, тем – увы! – меньше романтики.

Разные трактовки этой любовной связи проистекают из разных взглядов на причины разрыва между Зейнеп и Рамизом. По рассказам матери колагасы, Зейнеп в последний момент стало известно, что у Рамиза на севере, в деревне Небилер, уже есть жена (если не две), потому-то девушка и передумала выходить за него. Колагасы очень хотелось в это верить, но злые языки говорили и другое: Зейнеп с самого начала знала о первой жене, но не могла противиться замужеству из страха перед отцом и братьями. Когда же отец умер, давно известная правда послужила предлогом для разрыва. Настоящая же причина якобы заключалась в том, что Байрам-эфенди отдал полученные за дочь деньги Хадиду и Меджиду, а старшие братья (близнецы) и не подумали поделиться ими с Зейнеп. Это разозлило девушку, возбудив в ней нестерпимое желание сбежать с острова в никогда не виденный Стамбул. Прибавим, что в 1901 году девица семнадцати лет и помыслить о чем-то подобном не смела, для этого требовалась большая храбрость, что и кружило голову колагасы Камилю.

По мнению же сторонников Рамиза, пылких влюбленных разлучил губернатор, преследуя политические цели: с одной стороны, унизить Рамиза и показать шейху Хамдуллаху, кто на острове хозяин, а с другой – использовать «харизму и авторитет» (выражение одного историка) колагасы для упрочения своей власти.

Мать Зейнеп, Эмине-ханым, и мать колагасы жили в разных кварталах, но последние пять лет дружили. Дочь своей подруги Сатийе-ханым знала с тех пор, как той едва исполнилось двенадцать. Зейнеп уже тогда была очень красива. Но понравится ли она Камилю? И вызовет ли Камиль симпатию у нее? Они ведь еще ни разу не видели друг друга.

И потом, в доме Зейнеп был траур, а в городе – эпидемия (хотя ощущалось это не очень сильно); не время для сватовства. Поэтому мать колагасы решила для начала сходить в дом покойного и выразить соболезнования, пусть и немного запоздалые. Эмине-ханым была уверена, что, только сбежав с острова, ее дочь спасет честь семьи и свою собственную. Мысль о том, что Зейнеп может выйти замуж за привлекательного офицера, героя войны с Грецией, награжденного медалью и самим султаном направленного на Мингер, и уехать в Стамбул, пришла ей в голову раньше, чем дочери; именно мать заронила эту мысль в голову Зейнеп.

Однако Рамиз действительно был безумно влюблен, и колагасы знал об этом. Потому и чувствовал себя неуютно, когда, облачившись в мундир офицера османской армии, отправился в дом Зейнеп с надеждой ее увидеть. Это был не первый раз, когда он по предложению матери ходил посмотреть на девушку. Сразу после того, как сын окончил военное училище, Сатийе-ханым договорилась с одной стамбульской семьей («наши родственники с Мингера!»), жившей в старом, осыпающемся доме в Вефа[93], что Камиль придет посмотреть на их дочь. Девушка оказалась некрасивой. А на стене в том доме висел морской пейзаж в рамочке – вещь, которую Камиль не видел ни в одном из стамбульских домов, где успел побывать. Этот пейзаж он вспоминал потом долгие годы.

Дом Зейнеп находился за мусульманским кладбищем, в Байырларе. В детстве Камиль и другие ребята из квартала Арпара враждовали со здешними мальчишками. Они стреляли друг в друга из рогаток камнями и зеленым инжиром, сходились стенка на стенку, словно войска, идущие в штыковую атаку, и колотили друг друга палками. Иногда мальчишки из двух кварталов объединялись в общий мусульманский фронт и, словно акынджи[94], совершали набеги на православные кварталы Хора и Айя-Триада, на другой берег речки Арказ, красть в садах сливы и черешню. Зимой, когда перебираться на другой берег становилось затруднительно, ребячья жизнь ограничивалась улицами родных кварталов.