Чумные ночи

– Разумеется. Но ты не беспокойся, мы этого шейха поставим на место. Он, в сущности, человек мирный.

На следующее утро, когда дамат Нури и доктор Илиас отмечали на карте дома́ недавно умерших людей и места, где можно подхватить заразу, Сами-паша решительно вмешался в их разговор.

– Если в Стамбуле вознамерятся и дальше потворствовать и покровительствовать шейху Хамдуллаху, – заявил он, – нам будет очень сложно обеспечить соблюдение мусульманами карантинных мер и запретов. А если мусульмане решат игнорировать карантин, то и христиане не станут проявлять к нему уважения, и чума будет свирепствовать у нас годами, как в Индии. Дорогой доктор, почему же все так плохо обернулось, в чем причина?

Доктор Нури ответил, что на самом деле меры, объявленные в первый день карантина, были успешно осуществлены. Единственный сбой произошел, когда пришлось арестовать владельца самого большого в городе сеновала, обслуживающего извозчиков, – но тут, к сожалению, не оставалось иного выхода. Его помощник, совсем еще мальчишка, в страшных мучениях – никто не мог сдержать слез, слыша его крики и стоны, – умер от чумы, и было решено, что дезинфицировать сено смысла нет, нужно все его сжечь. Когда за вещами, предназначенными для сжигания, явилась повозка, хозяин сеновала рассвирепел, улегся на грязную одежду и тюки сена и попытался себя поджечь, что ему почти удалось. Однако в итоге он был арестован за нападение на представителей власти и за попытки способствовать распространению эпидемии.

По мнению губернатора, главной задачей властей было обеспечить «покорность» населения карантинным запретам. Для этого следовало примерно наказать брата шейха Хамдуллаха (судебное заседание ожидалось в тот же день после полудня).

– Когда Рамиз и два его сообщника-головореза будут повешены на площади Вилайет, даже самые дерзкие и наглые поймут, кто на острове настоящая власть!

– Мы не консулы, нам нет нужды требовать, чтобы государство одинаково относилось к христианам и мусульманам, – заговорил доктор Никос. – На нашем прекрасном острове еще никого не вешали на главной площади для всеобщего устрашения, как в Европе. Так что, паша, я думаю, такая мера сильно напугает дерзких мальчишек. Вот только не знаю, будет ли от этого польза для карантина.

– Не будет никакой пользы, ваше превосходительство, – сказал доктор Илиас. – Бонковский-паша не раз говорил, что если все время только вешать, избивать и бросать в тюрьмы, то не удастся ни соблюдение карантина обеспечить, ни заставить народ стать современным и цивилизованным.

– Сами-то боитесь нос из гарнизона высунуть, а фанатиков, которые вам угрожают, защищаете.

– Эх, паша, если бы я мог быть уверен, что это они мне угрожают… – вздохнул доктор Илиас.

– Я в этом уверен. И еще я уверен в том, что, если с кем-нибудь из нас что-то случится, в этом будут замешаны Рамиз и его приспешники.

– Бездоказательные обвинения и несправедливость только усилят в народе дух неповиновения и склонность к бунту! – возразил доктор Никос.

– Удивляюсь, право, – возмутился Сами-паша, – что у этого наглого бандита, на котором клейма негде ставить, нашлось столько защитников – по той лишь причине, что его брат – шейх! – И губернатор посмотрел на колагасы Камиля.

Но колагасы промолчал. Через час дамат Нури зашел в кабинет губернатора, чтобы поговорить наедине, и сразу приступил к делу:

– Вы знаете, что его величество султан направил меня на остров не только для организации карантина, но и для того, чтобы я нашел убийцу Бонковского-паши.

– Разумеется.

– У меня и у возглавляемой мной следственной комиссии нет доказательств виновности Рамиза. За время, прошедшее между тем, как Бонковский-паша вышел из задней двери почтамта, и обнаружением его тела на площади Хрисополитиссы, Рамиза видело множество людей: сначала в саду у рыбацкого причала, потом в парикмахерской Панайота – он там брился, – а после Рамиз сидел с приятелями в ресторане отеля «Левант», на веранде.

– Если бы вы задумались о том, почему этот ваш Рамиз, который не так уж часто показывается на людях, именно в те часы, когда был убит Бонковский-паша, находился в самых оживленных местах города, где его не могли не заметить, вы бы так не торопились с суждениями, – проговорил губернатор, иронически улыбаясь. – Вот увидите, когда на площади Вилайет поставят виселицы, никто уже не будет насмехаться над карантинными запретами.

Глава 23

Каждый раз, когда губернатор заводил речь о Рамизе, колагасы внимательно слушал, но молчал, чтобы не выдать своих чувств. Под влиянием бесконечных рассказов матери он проникся интересом к бывшей невесте Рамиза, Зейнеп. Изначально, правда, интерес этот пробудили не столько похвалы ее красоте, сколько рассказы о решительности и своенравии девушки – ведь это она разорвала помолвку с Рамизом.