Чужая кровь

Рыч собрался. Стоял, можно сказать, наготове. Люцита выглянула за полог палатки, посмотрела вокруг — тихо.

— Никого. Можешь идти.

— Да, спасибо, — он замялся на пороге. — Спасибо тебе, Люцита, что так долго меня терпела, прятала… Ну, прощай… Может, и свидимся…

— Постой!

Рыч остановился. А Люцита и сама не поняла, зачем она его позвала:

— Куда ты пойдешь?

— Не знаю, но я обещал уйти — значит, уйду…

— Получается, что я гоню тебя в никуда?

— Нет. Это я сам себя гоню в никуда. Прощай.

— Подожди… Ты хотя бы присядь на дорожку… Рыч улыбнулся, и они с Люцитой вместе присели.

— Ну все, — сказал он через минуту. — Прощай.

— Стой! — опять позвала Люцита. — Рыч, на прощание ты мог бы мне сказать те слова, которые уже говорил?

— Какие?

— Ты знаешь какие…

— Да, понимаю. Я могу их повторять бесконечно. И говорю это совершенно искренне: ты красивая, Люцита. Ты могла бы быть счастливой, если бы не вбила себе в голову, что тебе нужен только Миро.

— Я давно уже так не думаю…

— Если бы начать все заново… Если бы ты могла поверить мне… Я бы постарался сделать тебя счастливой.

Люцита удивленно посмотрела на него.

— Да-да. Если бы все переиграть, я бы все сделал иначе, верой и правдой служил бы Баро, не связывался бы с бандитами, жил бы как настоящий цыган. И когда-нибудь пришел бы к Баро с Земфирой и попросил бы твоей руки.

— Ты серьезно, Рыч?

— Абсолютно. Но только кто же теперь отдаст тебя за меня? Я никому не нужен, я — изгой…

— Нет, еще не все потеряно. Кое-что еще можно вернуть.

— Поздно. Я никому никогда не был нужен, кроме своей матери. Да и она умерла.

— Не поздно! Ты нужен мне.

Люцита бросилась к Рычу, поцеловала его, но тут же отстранилась.

— Не надо, Рыч… Хватит. Все-таки мы цыгане… И не можем так просто позволить себе это…

— Я понимаю. Спасибо тебе за все. Прощай!

— Э, нет, Рыч! Теперь я никуда тебя не отпущу! Да, пусть между нами ничего не может быть этой ночью. Но это совсем не значит, что я выгоню тебя в никуда… Понял? А теперь иди за занавеску и ляг поспи…

* * *

Где же эта котельная? Где-то рядом с гостиницей. Вот она…

Только бы Палыч был дома. А то второй раз прийти будет очень трудно.

Девушка постучала в дверь, не дожидаясь ответа, вошла.

— Кармелита? — удивился Палыч. — Вот уж кого не ожидал увидеть! Чем обязан?

Она достала конверт и перед тем, как протянутьего, вдруг разревелась.

Палыч растерялся:

— Что с тобой, Кармелита?

— Бабушка…

— Что? Что с ней? С Рубиной что-то случилось?

— Умерла… — только и смогла сказать девушка.

Палыч упал на кровать, закрыл лицо руками. — Ее последняя просьба — передать вам вот это. Кармелита положила письмо на стол и ушла. Не вставая с кровати и все еще плача, Палыч взял письмо, вскрыл конверт и начал читать.

"Прощай, Паша! Какое еще письмо может начинаться такими словами? Только последнее. Если ты читаешь это, значит, меня уже нет в живых…"

Трудно читать дальше. Невозможно. Палыч перевел дух, прикусил до крови нижнюю губу. И, немного успокоившись, продолжил чтение.

"Мы с тобой так внезапно расстались, а потом так неожиданно встретились, чтобы снова расстаться уже навсегда. Ты не горюй, я всегда знала, что рано или поздно смогу сказать тебе те слова, которые не сказала тогда, сорок лет назад: Паша, я люблю тебя!

Любовь жила в моем сердце все эти годы, а теперь я уношу ее с собой.

Прости, что не сказала тебе раньше… негоже нам, старикам, говорить про любовь… Да и не принято это у цыган — выставлять чувства.

Прощай.

И помни свою Рубину.

А я помолюсь за тебя на небесах…

И буду ждать тебя там.

Только ты уж не торопись. Это всегда успеется.

Твоя Рубина".

* * *

Да что же Антон творит такое? К чему принудил ее?

Никогда еще Тамаре не было так стыдно и больно, как сейчас.

Хотя…

Она и сама не могла объяснить, когда это случилось и почему она так влюбилась в еще не рожденного Светкиного ребенка. Но одно Тамара высчитала точно — это ребенок Антона. Ошибки быть не может.

И все ведь было так хорошо. С женитьбой и отцовством сын ее окончательно превращался в добропорядочного буржуа-семьянина. Но вдруг Антона переклинило. И чего вдруг он решил, что Света забеременела от Максима? С календарем в руках и медицинскими заключениями Тамара ему просто, как дважды два, доказала, что это его ребенок. Его!

Но Антон все равно капризничал и требовал избавиться от плода.

И она пообещала это сделать.

Вот — готовы пирожки. Очень вкусные, но с легкой дозой снотворного. А вот — таблетки, очень похожи на те, что лежат в стаканчике на тумбочке у Светы. Похожи, да не те, другие, совсем другие. Провоцирующие выкидыш.

Как же не хочется все это делать. Как не хочется…

Но поздно хныкать. Нужно идти в больницу, как в бой.

Света лежала на койке, читала какую-то книжку. Увидев Тамару, обрадовалась.

— Ой, Тамара Александровна! Проходите. А вы одна?

— Да, Антон, к сожалению, не смог прийти, много работы. Но он просил тебя расцеловать.

"Иудин поцелуй!" — подумала про себя Тамара.

— Ну! Как ты себя чувствуешь? Рассказывай!

— Да как чувствую, отлично… — грустно сказала Света. — Лежу..

Сохраняюсь. Нормально.