Чужая кровь

— Но ведь я нарушаю покой самых дорогих, самых близких мне людей.

— Ты всего лишь нарушаешь их земной покой. Гораздо важнее твой покой небесный…

Неужели это так? Рубина на мгновение отвела взгляд от Бейбута. А когда вновь посмотрела на него, увидела на месте Бейбута совсем другого человека.

— Земфира?!

— Да, да, Рубиночка. Это я. Что? Что тебе? Воды?

— Нет, не надо больше воды… Позови Кармелиту, Баро, всех!..

— Ты сейчас в таком состоянии, Рубина. Разве ты сможешь говорить с ними со всеми.

— Смогу. Мое стояние теперь… будет только хуже… Позови!

— Нет, что ты, что ты! Мы с тобой еще погуляем на свадьбе у Кармелиты!

— Погуляете… только без меня… Позови, позови всех, Земфира.

Через минуту Баро, Кармелита, Земфира уже стояли у постели Рубины. Она обвела их приветливым взглядом, слабо улыбнулась:

— Как хорошо, что вы все здесь и что я еще могу вас видеть.

Внезапно улыбка сошла с ее лица. Оно мгновенно стало очень серьезным.

— Баро, подойди ко мне!.. Прости меня, Рамир… Я виновата перед тобой…

— Что ты, Рубина… Что ты? Это я должен просить у тебя прощения… Я часто был нетерпим, резок с тобой…

— Наверное, ты поступал справедливо. Должно быть, твое сердце чувствовало, как я виновата перед тобой.

— Что ты говоришь, Рубина? В смерти Рады нет твоей вины… На то была воля Божья…

— Рамир, я хочу тебя попросить: не ставь преград Кармелите… Она любит своего Максима. Это ничего, что он не цыган… Это не против закона…

— Да-да, не волнуйся, у Кармелиты все будет хорошо.

— А теперь ты, внученька… Подойди ко мне… Подойди… А вы оба отойдите, мне с внучкой поговорить нужно… Моя детка! Послушай, что я тебе скажу… Послушай. Я должна открыть тебе тайну… Одну… самую важную!..

* * *

Максим ушел.

А Олесю Астахов попросил задержаться на минутку. Сел рядом с ней.

— Вы знаете, Олеся, у меня такое странное чувство… оказаться бедным после стольких лет богатства.

— И вы испытываете страх перед бедностью?

— Не знаю, трудно сказать. Если честно, то пока ощущаю лишь некую особую легкость. Такое, знаете ли, облегчение от жизненных тягот.

— А почему?

— Ну, я был преуспевающим бизнесменом, вы были моей горничной. А теперь я — банкрот, вы — бывший бухгалтер, потерявший работу… Понимаете? Нет? Мы с вами оказались на одной социальной ступени. И мне приятно, что мы с вами на равных.

— Откровенность за откровенность, — улыбнулась в ответ Олеся. — Я ведь тоже, как это ни глупо звучит, рада, что вы — банкрот.

— А вы-то почему радуетесь такому несчастью?

— Да все потому же. Вы же сами все так хорошо сказали. Теперь мы с вами на одной ступени. Понимаете, Николай Андреевич, если бы я вам раньше сказала то, что хочу сказать сейчас, вы бы меня неправильно поняли… Да и окружающие вам то же самое сказали бы — мол, меня интересует ваше богатство и ваше положение в обществе… А это не так!

Астахов слушал, как никогда, внимательно.

— Хотя… Я даже теперь не могу сказать все, что хотела бы. Потому, что у вас есть семья… жена…

— Она не жена, она скорее деловой партнер…

— Подождите, Николай Андреевич, не перебивайте, иначе я не скажу того, что я хочу сказать. Дело в том, что я люблю вас, ужасно люблю… Коля…

— Богты мой, Олеся, мы как старшеклассники ведем себя. Я ведь тоже боялся к вам подойти, потому что у вас был жених и вы были горничной. И могли бы неправильно меня понять. Будто бы я использую свое положение хозяина дома. А ведь все гораздо серьезней, гораздо глубже. Я тоже вас…

Олеся поспешно приложила палец к его губам. И они поцеловались.

* * *

Рубина посмотрела на внучку:

— Кармелита, с тобой мне расставаться тяжелее всего.

— Бабушка! Не нужно расставаться. Ты еще выздоровеешь…

— Да ничего, не плачь. Когда-нибудь все уходят, внученька. А ты не грусти. Просто не забывай меня и помни все, чему я тебя учила.

— Да!

Кармелита расплакалась еще сильнее.

— Ну вот, я тебя просила не плакать, а ты плачешь все сильнее. Выполни, пожалуйста, другое мое желание, — Рубина перевела дыхание. — Там, в тумбочке письмо, я его написала, когда почувствовала, что пришел мой час. Отдашь его Паше.

— Пал Палычу?

— Да. А ты будь счастлива. Будь счастлива с Максимом. И помни: чтобы ни случилось, твой отец всегда любил тебя и любит. Прощай…

Глаза Рубины закатились. Тяжелое дыхание прервалось.

Баро закрыл Рубине глаза и сказал плачущей Кармелите.

— Пойдем, дочка. Пойдем, бабушки с нами больше нет!

— Как нет? Я же с ней только что разговаривала, у нее же еще ладонь теплая! Она не умерла! Бабушка!

— Пойдем, доченька! С этим уже ничего не поделаешь! Нам остается только смириться. Пойдем!

Отец обнял ее за плечи, вывел из комнаты. Но перед уходом Кармелита бросилась к тумбочке, достала из нее письмо…

— А кто такой этот Палыч? — спросил Баро.

— Друг Максима, они с ним наше золото нашли.

— Не понимаю, что же их с нашей Рубиной связывало?

— Они были знакомы еще много-много лет назад, когда не только меня, но и тебя не было…

— И она всю жизнь о нем помнила… Удивительно. Значит, и Рубина, возможно, когда-то любила не-цы-гана. До чего же все причудливо в этом мире…

Глава 19