— Николай Андреевич, — Максим старался как можно тщательнее подбирать выражения. — Вы… Мы, наверное, зря перестали контролировать действия Антона.
— Ой, Максим, почему мы? Я, я один во всем этом виноват.
— Вы себя тоже не вините. Все понятно, он же ваш сын, вы ему верили.
Просто… Просто он для вашего доверия еще не созрел.
— "Не созрел"? — Астахова наконец прорвало: — Зато он вполне созрел для того, чтобы ограбить меня! И ему это удалось! Теперь я разорен! Разорен до нитки! Разорен собственным сыном!
И Астахов посмотрел на своих молодых друзей, ища в их глазах поддержку и сочувствие.
Васька чуть было не открыл занавеску, за которой стоял Рыч, когда Люцита схватила его за руку, потащила через всю палатку и сунула в руки соль.
Пацаненок соль взял, но уходить не спешил, а все оглядывался на занавеску.
— Что-то еще? — негостеприимно спросила мальца Люцита.
— Ничего. Вроде бы.
— Тогда иди, некогда мне с тобой возиться.
— Некогда? А чем это ты так занята?
— Ну уж перед тобой-то я отчитываться не собираюсь.
— Ага, значит, тебе есть что скрывать! Мне показалось, что ты тут с кем-то разговаривала.
— Тебе померещилось. — Люцита занервничала.
— Я же сыщик — мне никогда не мерещится!
— Вот что, ступай-ка ты отсюда — неси маме соль, а не ерундой занимайся! Иди-иди, сыщик! — И Люцита выпроводила Ваську из палатки.
Рыч решился выглянуть из-за занавески только минуты через полторы.
— Тебе надо уходить отсюда. Немедленно! — в голосе Люциты не было вражды, только озабоченность. — Чего молчишь?
— А что тут скажешь? Хорошо, я уйду.
— Когда?
— Вот ночи дождусь и уйду.
— А я думала, ты снова будешь мне угрожать, будешь говорить, что не уйдешь из-за какого-то там мальчишки.
— Нет, Люцита, угрожать я тебе больше не буду. Никогда не буду. А вот мальчишка этот — совсем не "какой-то там". Иногда мне кажется, что между ним и мной есть странная связь.
— Что может связывать тебя и Ваську? — Люцита искренне удивилась.
— Он везде меня находит. Будто чувствует, где я.
— Так, значит, он правду говорил, что тебя выследил?
— Да. И золото, боюсь, я тоже потерял не без его помощи…
Астахов еще какое-то время просто ходил по кабинету, пришибленный новостью. Максим и Олеся молчали, понимая, что шефа сейчас лучше не дергать.
— А может, все не так, а может, это какая-то ошибка? — Николай Андреевич с надеждой посмотрел сначала на Олесю, потом на Максима.
Ну что они могли сказать? Оба ведь хорошо понимали, что никакой ошибки нет. Увидев такую их реакцию, Астахов вновь сильно загрустил:
— Это просто пьеса Островского… Двадцатьлетсобирал бизнес по кирпичику, чтобы потом собственный сын в одночасье разорил!
— Николай Андреевич, — сказала наконец Олеся. — На самом деле еще не все потеряно. Вы будете разорены только утром.
— Да-да, Олеся права, — подхватил Максим. — Вы посмотрите на документы!
Последние проплаты поступили только сегодня. У нас еще есть какое-то время, чтобы все исправить.
— Да дело не в деньгах, Максим. Не только в деньгах. Дело в Антоне.
Последние двадцать лет прожиты зря. Я растил сына… Думал, вырастет единомышленник, помощник… а выросло чудовище. Как там у классика:
"…Обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй". Я же в последние дни так радовался за него. Казалось, он стал взрослым, разумным, нормальным человеком, сыном, бизнесменом… Право подписи ему дал. А это ему вот, оказывается, зачем нужно было! Ребята, я же не деньги потерял, я сына потерял. Вся жизнь прожита напрасно.
— В любом случае, — неожиданно жестко сказала Олеся, — хватит плакаться. Надо попытаться спасти то, что еще можно спасти.
После этих слов Астахов преобразился, взял себя в руки и вопрошающе посмотрел на Олесю: мол, что хотела сказать, продолжай.
— Николай Андреевич, нам удалось выяснить, что все суммы были переведены на одну конкретную фирму, — продолжала она.
— Что за фирма? Кто генеральный?
— "Спецстроймонтажпроект". Кто генеральный — это я еще выясняю.
— Дальше.
— Дальше — все понятно… Мы попытаемся полюбовно договориться с руководством фирмы, если не получится, тогда решаем дело через суд.
— Правильно, — подхватил Максим. — Только надо узнать, где зарегистрирована эта фирма.
Астахов задумался, потом сказал:
— Да, да. Конечно, вы правы. Надо сохранять хладнокровие и действовать.
Предательство сына пережить трудно, но я справлюсь. Что же касается всего остального…
— Мы найдем выход, — улыбнулся Максим.
— Обязательно найдем, — добавила Олеся.
— Вот только… только… — вновь дал слабинку Николай Андреевич. — У меня все равно остается маленькая надежда, что Антон виноват меньше, чем мы думаем. Может, это все из-за неопытности. Может, его окрутили, обманули?
Запугали, в конце концов?
Максим и Олеся не стали спорить с несчастным отцом.
И вновь появился Бейбут.
Он ласково посмотрел на Рубину.
— Вот видишь, тебе стало легче на душе. Рассказала о тайне, лежавшей тяжким грузом на сердце, и тотчас полегчало. Ведь так?
— Бейбут, но ведь я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал тайну Кармелиты.
— Ты долгие годы несла груз этой тайны, поэтому ты должна была оставить ее в том мире, который покидаешь.