Чжуанцзы

Подобрав полы, он поспешил за ней, держа наготове самострел. Но тут заметил, как цикада, наслаждаясь тенью, забыла о самой себе; как кузнечик-богомол, незаметно подобравшись, на нее набросился и, глядя на добычу, забыл о самом себе; как затем схватила их обоих странная птица и, глядя на добычу, забыла о своем истинном самосохранении.

– Ах! – воскликнул опечаленный Чжуан Чжоу. – Различные виды навлекают друг на друга беду, вещи, конечно, друг друга губят.

Он бросил самострел, повернулся и пошел прочь, но тут за ним погнался Лесник и стал его бранить.

Вернувшись, Чжуан Чжоу три луны не выходил из дома.

– Почему вы, учитель, так долго не выходили? – спросил ученик Лань Це[154].

– Сохраняя телесную форму, я забыл о самом себе, – ответил Чжуан Чжоу. – Так долго наблюдал за мутной лужей, что заблудился в чистом источнике. А ведь я слышал от своего учителя[155]: «Пойдешь к тому пошлому и последуешь за тем пошлым». Ныне я бродил по заброшенному кладбищу и забыл о самом себе. Странная птица задела мой лоб и летала по каштановой роще, забыв об истинном. Лесник же в каштановой роще принял меня за браконьера. Вот почему я и не выходил из дому.

Придя в Сун, Янцзы заночевал на постоялом дворе. У хозяина постоялого двора были две наложницы: красивая и безобразная. Безобразную хозяин ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Янцзы, какая тому причина, этот человек ответил:

– Красавица сама собою любуется, и я не понимаю, в чем ее красота. Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чем ее уродство.

– Запомните это, ученики, – сказал Янцзы. – Действуйте достойно, но гоните от себя самодовольство, и вас полюбят всюду, куда бы вы ни пришли.

Глава 21

Тянь Постоянный

Тянь Постоянный[156], беседуя с вэйским царем Прекрасным, неоднократно упоминал Работающего у Ручья.

– Работающий у Ручья ваш наставник? – спросил царь Прекрасный.

– Нет, – ответил Тянь. – Он мой, Постоянного, односельчанин. Я, Постоянный, потому его хвалю, что он не раз очень верно говорил об учении.

– Значит, у вас нет наставника? – спросил Прекрасный.

– Есть, – ответил Постоянный.

– Кто же ваш наставник?

– Учитель Кроткий из Восточного предместья.

– Почему же вы, учитель, никогда о нем не упоминали? – спросил царь Прекрасный.

– Разве я, Постоянный, достоин упоминать о нем? Ведь он – настоящий человек! Облик у него – человека, а пустота – природы; следуя за ней, хранит истинное. Чист сам, но относится терпимо ко всем другим вещам. Тех, которые не обладают учением, он вразумляет снисходительно, так что человеческие намерения у них рассеиваются, – сказал Постоянный и ушел.

От удивления царь Прекрасный целый день не промолвил ни слова. Затем подозвал стоявших перед ним придворных и сказал:

– Ах, как далеко нам до благородного мужа с целостными свойствами! А прежде я считал совершенными речи мудрых и знающих, поведение милосердных и справедливых. Когда же услышал о наставнике Постоянного, тело мое освободилось, не хотелось двигаться, уста сомкнулись и не хотелось говорить. Тот, у кого я прежде учился, просто глиняный болванчик! А ведь царство Вэй для меня поистине тяжелое бремя!

Дядя из рода Мягких по прозванию Белоснежный[157] по дороге в Ци остановился на ночлег в Лу. Некоторые лусцы просили разрешения с ним повидаться, но Белоснежный сказал:

– Нет, я не хочу с ними встречаться! Я слышал, что благородные мужи в Средних царствах постигли обряды и долг, но невежественны в познании человеческого сердца.

Побывав в Ци, на обратном пути снова остановился на ночлег в Лу. Те же люди снова просили разрешения с ним повидаться. Белоснежный сказал:

– Прежде просили о встрече со мной, ныне опять просят о встрече со мной. Они, конечно, собираются поколебать мою твердость.

Он вышел, принял гостей, а вернувшись к себе, вздохнул.

На другой день снова принял гостей, а вернувшись, снова вздохнул.

– Почему вы, возвращаясь после каждой встречи с гостями, вздыхаете? – спросил раб.

– Тебе я, конечно, поведаю, – ответил Белоснежный. – Жители Срединных царств постигли обряды и долг, но невежественны в познании человеческого сердца. Те, что недавно меня навещали, входили точно по циркулю, выходили точно по наугольнику[158]. Обращались со мной снисходительно, один – подобно дракону, другой – подобно тигру. Они советовали мне будто сыновья, наставляли меня будто отцы. Поэтому-то и вздыхаю.

Повидавшись с Белоснежным, Конфуций ничего не рассказал, и Цзылу его спросил:

– Почему вы, мой учитель, ничего не рассказываете о встрече? Ведь вы так давно хотели повидаться с Белоснежным!

– Я, твой учитель, увидел с первого взгляда, что он хранит в себе учение. В словах это объять невозможно! – ответил Конфуций.

Янь Юань сказал Конфуцию:

– Когда вы, учитель, идете, и я иду; вы, учитель, спешите, и я спешу; вы, учитель, бежите, и я бегу; но когда вы, учитель, мчитесь, не поднимая пыли, то я, Хой, лишь вперяю в вас взор и отстаю.

– Что значат твои слова, Хой? – спросил учитель.