И стал Кураев подобен Хаму — ибо подобно ему насмеялся над своими отцами, Святейшим Патриархом Кириллом и иными епископами. Выискивал Кураев наготу духовную у блаженных владыченек, у протопопов и иподьяконов и даже у семинаристов и выставлял ее на всеобщее обозрение и насмехался над нею.
И стал Кураев подобен Иуде — ибо как Иуда отвергся Христа и продал Его, так и он, Кураев, отделил и отторг себя от единства с многими блаженными владыченьками и даже с самим Патриархом Кириллом и отвергся их, и предал их, и стал запинать их и досаждать им. Впрочем, что касается Патриарха Кирилла, то внешне Кураев не показывает сего.
И стал Кураев подобен Онану — ибо как Онан некогда извергал семя на землю, так и Кураев ныне извергает из ума своего семя злочестия и зловерия. Ей, извергает он хитросплетённые афинейские плетения еллинской философии, различные словесные изощрения в софистике, силлогистике и диалектике, кои по стихиям мира сего, а не по Христу и кои суть внешняя блядь.
Впрочем, всё это проделывал Кураев и ранее, но после своего трехкратного и трегубого низвержения стал он проделывать это и усердствовать в этом стократ сильнее и больше против прежнего — словно устремившись на собственную погибель с огромной силою и неистовством, как Дьявол, ведающий, что недолго ему осталось до низвержения в геенну огненную.
Оле! Напрасно мнил Патриарх Кирилл, что раскается Кураев и так, в покаянии своем, воспоёт дивные покаянные псалмы, которые затмят пятидесятый псалом царя Давида. Увы! Увы! О, окаянный Кураев! Видимо, и доброту Патриаршеньки толкуешь ты превратно — не как проявление милосердия, но как слабость! Не ведаешь ли, что Патрирашенька Кирилл имеет власть предать тебя во власть Сатане, да дух спасен твой будет?!
О, окаянный Кураев! Что говорил ты про трёхкратное и трегубое своё извержение и исторжение? Глаголал ты, яко мужеложцы и лобби мужеложцев подступило к Патрираху и принудило его к тому, чтобы дал он добро на твоё извержение и исторжение! О Кураев! Разве так надлежит рассуждать в себе христианину про то, отчего на него нашли бедствия и казни?! Разве не надлежит христианину прежде всего считать, что всё сие было грехов ради его, кои бесчисленны, как песок морской? Не надлежит ли ему сказать: «По делам моим достойное приемлю»? И не надлежит ли ему слёзно с умилением возопить пред величеством Божьим: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё…» и далее: «В беззакониях зачат я, и во грехах родила меня мать моя...»?
О Кураев! Ведай же, яко по делам своим и по грехам своим достойное ты приемлешь! О, окаянный Кураев! Как смел ты громогласно при всём народе разглашать грехи ближних своих и братьев своих? Разве так надлежит поступать христианину? Разве не следует христианину покрывать грех братьев своих и не осуждать оных грешников? Разве не помнишь того игумена, которого позвали обследовать келью брата, в которой, как предполагалось, пряталась блудница? Не ведаешь ли, яко сей игумен намеренно сел на бочку, в которой пряталась эта блудница, дабы её не смогли найти? Ибо не хотел оный игумен, чтобы был обесславлен пред всеми согрешивший брат? О, окаянный Кураев! Разве не слышал ты слова: «Не верь глазам своим, даже если увидишь брата твоего, в блуд впадающего»? Сказаны сии слова по причине того, что оное бесстыдное действо может быть лишь наваждение бесов, а сам же брат на самом деле в это время, может быть, пребывает в чистоте? Не надлежало ли тебе подумать, что это нечистые бесы клевещут на достойных пастырей, представляя их в видениях впавшими в различные блудные грехи? О, окаянный Кураев, злая твоя глава! Разве не знаешь ты, что верующий христианин должен считать себя ниже всех и грешнее всех, видя множество великое грехов своих и непрестанно укоряя себя в них? А, значит, истинный христианин должен почитать себя хуже и грешнее мужеложцев! Как же тогда он будет осуждать их и метать в них камин? Воистину, низок и мал твой духовный уровень, о Кураев!
Итак, что же оный блаженный Патриаршенька? Увидев, что творит Кураев, какие злодосаждения творит он епископам и протопопам, собрались близкие Его Святейшеству владыченьки и протопопы и молвили ему:
— Се, Кураев не кается, но беснуется паче прежнего. Что думаешь, Великий Господин и Отче — не пора ли извергнуть его из сана?