Дальними маршрутами

Было начало лета сорок второго года. Стояли на редкость погожие дни. С помощью ремонтников, инженера эскадрильи, техников Дударева, Антонова, Царева, своего механика и моториста Левкин начал восстанавливать самолет. Это была поистине хирургическая работа. Но настал день, когда вместо искалеченной в бою машины на стоянке появился красивый, блистающий свежей краской самолет. Он был творением техника, его товарищей. В него и Левкин, и все другие вложили свои знания, чувства, мысли, недоспанные часы... Поглядывая на своего красавца, Левкин думал вслух:

— Кто же полетит на тебе, дружище? Мой-то, Сергей, был бы сейчас рад, да что ж поделаешь, не вернулся с задания.

На другой день Левкин сидел в пилотской кабине и отлаживал внутреннюю связь. Он так увлекся работой, что не заметил, как к левой плоскости подошел незнакомый человек. Сбросив куртку на верстак, незнакомец стал расхаживать вокруг самолета. На всякий случай техник вылез из кабины и подошел узнать, кто он и зачем пожаловал. Перед Левкиным стоял на вид лет тридцати пяти мужчина в новой гимнастерке без знаков различия, в новых помятых брюках и кирзовых сапогах. Худощавый такой, среднего роста, со смуглым лицом. Подумав, что инженер полка прислал на помощь техника, Левкин спросил:

— Вы ко мне? Техник по связи?

— Нет, — ответил незнакомец, нахмурив брови.

— Кто же вы, разрешите узнать?

— Я летчик ГВФ. Несколько дней назад прибыл с группой товарищей в полк. Назначен командиром экипажа вашего самолета. Моя фамилия Симаков.

— А я Левкин... Разрешите доложить, товарищ командир, на самолете идут последние приготовления к полету, — выпалил техник.

— Хорошо, рад познакомиться, — пожимая руку технику, сказал летчик и добавил: — Пойду посижу в кабине, скоро в полет.

Вяло, нерасторопно летчик забрался в кабину. У техника мелькнула мысль: «Из гражданских, воздушные трассы утюжил. Как-то он будет чувствовать себя над целью?..»

Вскоре позвонили из штаба в землянку эскадрильи: самолету номер 16 быть в готовности. Комэска Василий Васильевич Вериженко даст контрольные провозные новичку.

Левкин сильно волновался: он переживал за свой самолет, да и за нового командира волновался не меньше. Но беспокойство техника было напрасным. Три полета по кругу и в зону прошли отлично. Потом Вериженко на старте вылез из инструкторской кабины и приказал Симакову сделать самостоятельно еще три полета. II это задание летчик выполнил успешно. Когда он зарулил машину на стоянку, выключил моторы и спустился на землю, Василий Васильевич встретил Симакова и первым сказал:

— Прекрасно, так действуйте и дальше! — И тут же отдал распоряжение адъютанту эскадрильи офицеру Харламову: подготовить данные в приказ по полку о допуске Ивана Николаевича Симакова к самостоятельным полетам на боевые задания.

Техник Левкин стоял невдалеке, все слышал и подумал: «Если наш Василь Васильевич так высоко оценил летчика, значит, неплохой у меня будет командир».

Похвалив новичка за полет, комэска не ошибся в нем. Уже в первых боевых вылетах летчик действовал так, как напутствовал майор. Вместе со штурманом Гришей Миневичем, стрелком-радистом Прохуренко и воздушным стрелком Карпенко офицер Симаков быстро входил в строй боевых летчиков. Экипаж метко бомбил железнодорожные узлы, вражеские укрепления, штурмовал отдельные эшелоны на полустанках. Техник Левкин проникался все большим уважением к боеспособности своего грозного бомбардировщика, совсем недавно стоявшего в заброшенном капонире. Федор Егорович вместе со своими помощниками заботливо осматривал его моторы, ощупывал обшивку, заделывал пробоины.

На самолете Левкина в полку впервые стали делать по три вылета за ночь. Это было в разгар битвы за Ржев, Сычевку, Великие Луки.

Работу среди техсостава Левкин распределил таким образом. Первый и второй вылет готовили втроем: он, механик и моторист. Когда самолет возвращался с задания, техник обычно сразу же пробовал с летчиком моторы и потом, не слезая с плоскости, руководил заправкой машины горючим. Механик в это время осматривал моторы. Если, по словам командира, в полете все было нормально, моторы полностью не раскапочивали. Моторист осматривал шасси и обеспечивал машину сжатым воздухом; он же помогал оружейникам подвешивать бомбы. Корабль из второго полета встречали техник и механик, а из третьего — один Левкин, давая возможность отдохнуть товарищам.

Левкин, как, впрочем, и многие его товарищи по эскадрилье, вполне убедился, что успех трех вылетов решает вдумчивая и придирчивая подготовка самолета днем, к первому вылету. Бывало так: на одном магнето мотор дает до 30—50 оборотов — это в пределах нормы. Но в то же время технику ясно, что есть какие-то неполадки и второго, а особенно третьего полета машина может не выдержать. И техник вместе со своими механиком и мотористом добивается четкой работы моторов, всех агрегатов и приборов. Только после этого он выпускает бомбардировщик на задание.