Уклонившись от прямого ответа, Гвендолин восстановила самообладание. Она говорила с достоинством и смотрела прямо на Грандкорта, чьи узкие непроницаемые глаза таинственным образом приковывали к себе. Таинственным потому, что многообразная драма между мужчиной и женщиной порою не может быть выражена в определенных словах. Всесильное слово «любовь» не выразит разнообразные оттенки взаимного влечения, так же как слово «мысль» не может объяснить, что происходит в голове вашего соседа. Трудно сказать, на чьей стороне – Гвендолин или Грандкорта – мотивы поведения оказались более запутанными. В этот момент он больше всего желал абсолютной власти над этим удивительным созданием, соединявшим в себе девственную невинность и кокетливое озорство. Осознание того, что избраннице известны факты его прошлого, заставившие сбежать от него, только побуждало Грандкорта победить ее антипатию: он твердо верил в собственное торже-ство, – а Гвендолин – ах, достойное сожаления равенство в стремлении властвовать! – подобно жаждущему воды страннику в пустыне поддалась неодолимому предчувствию, что в любви этого человека единственное избавление от беспомощной покорности безжалостной судьбе.
Все это время они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Наконец Грандкорт лениво, словно вопрос не имел значения, поскольку все остальное уже решено, произнес:
– Надеюсь, что финансовая катастрофа миссис Дэвилоу больше не станет вас тревожить и вы дадите мне право избавить ее от трудностей.
Эти слова были произнесены так медленно, что Гвендолин на время погрузилась в мечты о будущей жизни. Проникнув в сознание, слова подействовали на нее как глоток хорошего вина, которое убирает с пути все препятствия, делает желания дозволенными, а людей в целом менее неприятными. Она ощутила воображаемую любовь к человеку, который сумел так хорошо подобрать слова и стал истинным воплощением деликатного почтения. Отвращение, страх, сомнение – теперь эти чувства стали такими же далекими, как воспоминание о боли; от осознания своей беспомощности она почувствовала только облегчение. Гвендолин представила, как вновь весело заигрывает с матушкой, и все же, едва Грандкорт закончил свою короткую речь, осознала, что стоит на распутье.
– Вы очень щедры, – произнесла она нежно, не отводя от Грандкорта глаз.
– Вы согласны на то, что даст мне это право? – спросил Грандкорт с внезапной энергией. – Вы согласны стать моей женой?
Гвендолин побледнела. Что-то необъяснимое заставило ее встать и пройтись по комнате. Потом она повернулась к Грандкорту, сжала руки и замерла в молчании.
Грандкорт тоже немедленно поднялся. Явная нерешительность девушки перед блестящим предложением, способным раз и навсегда устранить все проблемы, возбудила такой жгучий интерес, какого он не знал много лет, тем более что он знал причину этой нерешительности. Сохраняя выжидательную позу, он уточнил:
– Значит ли это, что вы приказываете мне уйти?
Трудно представить более эффектные слова.
– Нет, – ответила Гвендолин.
Она не могла позволить ему уйти: любое проявление грубости казалось недопустимым. Она понимала, что дрейфует в сторону грандиозного решения, но если паруса заранее подняты, дрейф зависит не только от течения.
– Вы готовы принять мою преданность? – спросил Грандкорт, глядя ей прямо в глаза и сохраняя полную неподвижность.
Наступило молчание, но сколько мучительных сомнений пережила бы Гвендолин, если бы позволила себе молчать! Ради чего она его задерживала? Все равно он исключил любую возможность объясниться.
– Да, – произнесла Гвендолин так серьезно, как будто отвечала в суде.
Грандкорт принял согласие так же серьезно, и некоторое время они продолжали смотреть друг другу в глаза. Доводилось ли кому-нибудь прежде так принимать дарующий блаженство ответ? Грандкорту нравилось стоять на почтительном расстоянии и чувствовать себя во власти неопределимого, но провозглашенного манерой Гвендолин запрета.
Наконец он подошел к ней, взял за руку и прикоснулся губами к тыльной стороне ладони. Гвендолин сочла такое поведение безупречным и ощутила свободу. В ее глазах согласие означало спасение от Момпертов и от переезда матушки в коттедж Сойера. Со счастливой улыбкой она осведомилась:
– Не желаете встретиться с мамой? Я ее приведу.
– Давайте немного подождем, – ответил Гранд-корт, стоя рядом в своей любимой позе: засунув левую руку в жилетный карман, а правой теребя бакенбарды. Он смотрел на невесту с видом джентльмена, который только что пришел на званый вечер и совершил приятное знакомство.
– Хотите что-то еще мне сказать? – поинтересовалась Гвендолин.
– Да. Хотя знаю, что разговоры наводят на вас скуку, – сочувственно ответил Грандкорт.
– Если они мне приятны, то ничего подобного.
– Утомит ли вас вопрос, как скоро мы сможем обвенчаться?
– Думаю, сегодня утомит. – Гвендолин игриво вскинула голову.
– В таком случае можете ответить завтра. Я думаю, церемонию можно провести через две-три недели – как можно скорее.